Книга Мастер жестокости, страница 84 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Наконец, панорама илясовского поместья с точнейшими промерами и ориентирами на местности – подъездная дорога, сам особняк, бассейн, сам Илясов. По всей видимости, этот случай вдохновил Счастливого на рисование больше остальных, по крайней мере он с редкими подробностями воспроизвел изуродованную часть тела, шорты и кровавый прямоугольник, едва заметно провалившийся, размерами примерно пять на пять сантиметров. И, непонятно к чему, нарисовал черта в юбке и блузке, с родинкой на рыле и накрашенными губами.

В процессе изучения писем Лев Иванович не мог не обратить внимание на то, что напротив каждого плана схемы присутствовал рисунок, не относящийся к делу.

«Все замечательно, а это что? Или кто? Любитель ребусов. Не мог толком указать, для чего нарисовал», – недовольно размышлял Гуров, рассматривая три рожицы, по одной на каждом плане.

Все они были похожи, хотя и различались в деталях, точь-в-точь как в детской игре «Найди отличия».

На первой картинке, рядом с планом, относящимся к убийству Мерецко, рожа была страшноватой: щерилась кривыми зубами – то ли в улыбке, то ли вследствие туго заплетенных косиц – два глаза – скорее азиатского, нежели европейского типа – причем один заметно косит к носу, а сам нос, скорее, свиное рыло – пятачок, плоский, уродливый, с вывернутыми кверху ноздрями.

Напротив схемы номер два оба глаза на рожице смотрели уже прямо, исчезли кожаные складки между внутренним углом глаза и носа, придававшие лицу не то что азиатский тип, а больше идиотский вид, а взгляду – тяжесть. Изменилась прическа, появилась красивая густая челка, закрывающая лоб. Ноздри, впрочем, по-прежнему глядели вверх.

Наконец, рядом с планами и схемами поместья Илясова присутствовал рисунок в целом симпатичной девчоночьей головки, с аккуратным носиком, послушно глядевшим вниз, сумрачными светло-голубыми, как лед, глазами. Разве что внимательный взгляд тяжеловат. И в целом же это личико производило двоякое ощущение, в нем отсутствовало что-то очень важное, что должно присутствовать в лице любого ребенка.

«Ни беззаботности, ни открытости, тоска берет смотреть на девчонку, – думал Гуров, разглядывая рисунок. – Прекрасные портреты. Даниил как будто в самом деле смотрит и видит не то, что снаружи, а то, что внутри. И притом с исключительной эмпатией. Редкий талант».

Лев Иванович размял затекшую шею – оказалось, что за работой над этими записками из мертвого дома прошло уже три с лишком часа, – и подумал, как было бы замечательно написать такой же портрет с Марии. Он как раз прикидывал, в виде кого он мог бы представить свою супругу, как вдруг зазвонил телефон.

Номер был незнакомым, тихий, как будто звук шел не наружу, а внутрь, женский голос – тоже.

– Добрый день! – проговорил человек на другом конце беспроводной линии.

– Слушаю вас внимательно, – откликнулся сыщик.

– Простите. Мы лично не знакомы. Я Вестерман Зоя Аркадьевна, руководитель райотдела судебных приставов города Т.

«Вот это номер! Сегодня поистине удачный день», – подивился Гуров и сказал чистую правду:

– Очень приятно, Зоя Аркадьевна. Чем могу быть полезен?

Ее голос звучал совершенно спокойно, и лишь опытное ухо могло различить ноты истерики – уже прошедшей или только намечающейся. Дамочка явно не собиралась демонстрировать свои женские слабости.