Книга Мертвая улика [Сборник], страница 150 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Вася Дубко скончался. Предположительно инсульт. Во сне ушел.

Новость оглушила Гурова.

– Да как это «ушел»? – обалдел он. – Как можно было недосмотреть?

– Всякое бывает, Лева, – понизил голос Орлов. – Под богом живем. Так что не надо никуда звонить. Валентине сейчас плохо, дети приехали, откачивают. Дочка Васина мне и сообщила. Вот так вот.

– Когда это случилось?

– До обеда был жив, а после не проснулся.

Из динамика послышался грохот, потом громкое шуршание, а после голос самого Орлова:

– Телефон на стол уронил. Слышно меня?

– Да. И что же, Петр Николаевич, мне продолжать расследование?

– Отдыхай, Гуров, – обыденным тоном произнес Орлов. – Завтра будет трудный день.

Лев Иванович отложил трубку. Мысли были четкими и ясными.

Петр Николаевич прав: никто и никогда не знает о дате и времени своего ухода. Подполковник Дубко был немолод, выглядел отнюдь не как цветущая роза. К тому же недавние побои на рынке тоже могли сказаться. Ну осмотрел его фельдшер в СИЗО, а дальше что? Не было у Дубко надписи на лбу «Осторожно! Возможен инсульт!», да и ладно. Наверняка пациент был «хроником», а стресс и последствия нападения тоже не всегда сразу дают о себе знать. Выстреливают в положенное им время и редко когда промахиваются.

Значит, снова темная история. Запрет Игоря Федоровича на любые намеки о том, что следователь Немцов ознакомил Гурова с результатами расследования. Странная история с Дубко, после которой следует его смерть. Потайной выход из торгового павильона. Лживые показания продавца Тимура. Неожиданное заявление бездомного философа Ефима о том, что убитая водила знакомство с директором рынка, на территории которого впоследствии и был обнаружен ее труп. Очередное хитросплетение судеб, событий и фактов, и все это упаковано в ложь.

Гуров вспомнил, что в холодильнике осталось пиво. Достав холодную бутылку, он открутил крышку и, не присаживаясь за стол, стал пить прямо из горлышка. Закурив, как всегда, приоткрыл форточку. Завтра он съездит по адресу, где проживала Светлана Кольцова, и попробует поговорить с ее бывшими соседями.

На душе было тревожно. Он чувствовал себя ребенком, от которого скрывают то, что ему давно известно. Это чувство злило и окрыляло одновременно.

Валентине Самойловне Дубко он все-таки позвонил, но только утром, когда проводил Машу на работу.

– Лева, ты обещал спокойно болеть дома, – напомнила супруга перед уходом.

– Не припомню такого, – ответил Гуров.

– Поэтому я тебе и не поверила.

«Если не стала развивать тему, значит, я не так уж плохо выгляжу», – понял Лев Иванович.

– Вчера я уехал по делам, а ты ни слова не сказала, между прочим.

– Понадеялась на твою совесть.

– Она в отпуске. Ты снова до вечера?

– Как пойдет, родной. – Маша поцеловала Гурова в щеку. – Ты мне еще нужен, Лева. Подумай об этом.

– Уже голову сломал.

Закрыв за женой дверь, Лев Иванович сразу же взялся за телефон. Просьбу Орлова не тревожить теперь уже вдову Василия Васильевича он не забыл, но чем сильнее пытался себя уверить в том, что внезапная смерть Дубко была естественной, тем сильнее хотел в этом деле разобраться. Звонок от Гойды повлиял на его решение не меньше: Гуров не помнил, чтобы тот так реагировал на какие-то подвижки в расследованиях. Передача материалов уголовного дела от одного следователя другому не была редкостью, но причины раньше никого не удивляли, этому всегда находились объяснения. Но ведь Игорь Федорович не назвал ни одной.