Книга Мертвая улика [Сборник], страница 166 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Ну знаете! – восхитился Гуров. – Серьезно же вы подошли к делу.

– Почти всех можно купить, Лев Иванович. Словом, денежкой или халвой в шоколаде. Справедливости ради замечу, что встречались и те, кто даже разговаривать со мной не стал. Ну? Будем!

Змеевский поднял рюмку над папкой. Булькнул коньяк, стукнулась дном о журнальный столик бутылка. Змеевский опрокинул рюмочку и, не выпуская ее из пальцев, понюхал собственное запястье.

– Что случилось после того, как вас уволили? – спросил Гуров.

– Я понял, что пересек границы.

– Вы продолжили свое расследование после увольнения?

– Я хотел, потому что оставалось много вопросов. Но случилось кое-что, что заставило меня остановиться. У меня похитили дочь. После этого я отошел от дел.

«Так вот куда вы делись на несколько лет», – подумал Гуров.

– Когда на кону жизнь родных, то повернуть время вспять невозможно. Материал, который я собирал, к тому времени уже вовсю обсуждался на каждом углу, а мне даже в редакции нельзя было появиться – руководство не отвечало на звонки, бывшие коллеги всего лишь скупо отвечали на мои недоуменные вопросы. Я понял, что совсем забыл о безопасности. Не своей, а тех, кто был рядом.

Гуров напрягся: новость о похищении ребенка он услышать не ожидал.

– Не нужно меня осуждать, Лев Иванович, – попросил Змеевский. – Мой поступок не признак слабости.

– Даже в голову не пришло, – пожал плечами Лев Иванович.

Змеевский указал взглядом на бутылку:

– Позволите?

– Не спрашивайте у гостя разрешения, – ответил Гуров. – Как это случилось и когда?

– Через несколько дней после того, как меня уволили. Знаете, Лев Иванович, именно в те часы, пока я не знал, что с моим ребенком, я понял, что лучше останусь трусом, нежели потеряю дочь. Все произошло… внезапно. Каждое утро я отвозил дочь в школу. Она всегда спускалась по лестнице чуть раньше меня, а через пять минут мы встречались возле подъезда и уже вместе шли к моей машине. Но в тот день я не увидел ее возле дома. Сразу забеспокоился, однако не связал свою работу с ее исчезновением. Я бросился домой, чтобы проверить еще раз: а вдруг она еще дома? Вдруг я не заметил, что дочь еще там? И мне сразу же позвонили. Видимо, те, кто ее похитил, видели, как я был испуган, и четко рассчитали момент, когда я буду рядом с телефоном. Тот, кто позвонил, был крайне вежлив, обращался ко мне по имени-отчеству. Он сказал, что я сильно ошибся, но они не звери. Моя дочь у них, с ней все в порядке, она спит.

– Хлороформ, – догадался Гуров. – Они дали ей хлороформ.

Змеевский наполнил рюмку коньяком и выпил.

– Они хотели, чтобы я забыл про то, чем увлекался в последнее время, и чтобы никогда больше не лез не в свое дело. Я тут же пообещал. Мне посоветовали не обращаться в милицию, а свою девочку я смогу забрать на Арбате, возле антикварного магазина. И что, возможно, мне еще перезвонят.

– В милицию вы все же обратились?

Змеевский потянулся к бутылке, но вдруг передумал. Закупорил ее и поставил на пол.

– Позже. Сначала я поехал на Арбат, к антикварному магазину. Там никого, разумеется. Я метался как сумасшедший, бегал по магазинам, спрашивал у всех этих художников, продавцов матрешек, не видел ли кто девочку. Обезумел. Увидел милиционера в толпе, подбежал, схватил за рукав и все рассказал. Он тут же связался со своими. Я не знал, следят ли за мной, но предположил такую возможность. И вдруг увидел дочку. Пока я разговаривал с милиционером, они вернули ее, как и обещали. Дочь брела словно пьяная. Ребенок же, господи… Разумеется, она ничего не помнила. Сказала, что в подъезде на нее напали сзади, прижали тряпку к лицу, она «поплыла». А потом очнулась в машине, водитель ей говорит, что надо выходить. Указал направление, она и пошла. Ни номера, ни марки машины она не запомнила. Приметы водителя, как у половины населения Москвы. Ей было всего двенадцать. Но ее не тронули, это врач подтвердил потом. И я… я этим ублюдкам до земли кланяюсь за то, что они сдержали обещание.