Онлайн книга «Легенда преступного мира [Сборник]»
|
– Поведаете нам? – Конечно, обязательно поведаем, если вы перестанете заботиться о своих детишках. В последнее время мы и наши коллеги применяем моменты позитивной реморализации… – Иными словами? – Пристыжаем. Иной раз священника приглашаем на встречи с должниками, иной раз сами справляемся. Есть такие наглые личности, которых мысли о вечных муках совести не пугают, но намек на боль невыносимую… – В каком смысле? – За бесцельно и безответственно прожитые годы, разумеется. «Ишь ты, как излагает, – подумал Даниил, – где я мог слышать этот голосок? Тихонько-тихонько шуршит, а потом все громче, громче, заводится, накручивает себя, аж повизгивать начинает, как доктор Геббельс на митинге, – и снова тихо-тихо шебаршится…». – Ваш район не самый благополучный с финансовой точки зрения. Наверняка должники ссылаются на отсутствие работы, доходов, имущества непомерную ношу, правительство… – Конечно. Мы принимаем во внимание объективные трудности. Если у неплательщика нет ни официального места работы, ни денежных средств на расчетных счетах, ни имущества, на которое может быть обращено взыскание, то руки-то при нем. Тридцати часов обязательных работ достаточно, чтобы человек одумался и изменил свое отношение к родительским обязанностям. Ну а когда он понимает, что в случае дальнейшей неуплаты его ждет привлечение к уголовной ответственности, деньги на погашение долга находятся быстро. Особо упрямых в настоящее время практически не бывает… Наконец интервью завершилось дружескими пожеланиями дальнейших творческих и профессиональных успехов, раздались звуки складываемой аппаратуры, стих бодрый гомон за дверью, она приоткрылась, из кабинета организованно проследовала на выход съемочная группа. Тургеневская девушка, которая давно уж проявляла признаки мигрени и нетерпения, немедленно вошла в кабинет, плотно прикрыв за собою дверь. И снова то ли из-за щели в филенках, то ли вследствие выпитой полбутылки шампанского слух у Даниила обострился так, что он слышал каждое слово, как если бы беседующие сидели прямо тут, в коридоре. Голосок посетительницы, которым только распевать «Соловей мой, соловей», звенел одиноким колокольчиком: – Скажите главное: он же не слишком страдал? В ответ прозвучало еще более тихое, официально звучащее контральто: – Даня? Даниил вздрогнул. Девчоночий басок недовольно пробурчал: – Не было такого уговора. – Вы меня не поняли… – Ну что вы вяжетесь к человеку? Страданиями эта… душа совершенствуется, а у него этого добра не водилось… – Даня, Даня! Басок послушно стих. Из-за двери появилась тургеневская девушка, пошатываясь, как тростник, клонимый ветром. Глядя прямо перед собой – и, совершенно явно, – не видя ничего, неуверенно, как сомнамбула, она проплыла мимо кресел, остановилась напротив Даниила и, прислонившись спиной к стене, прикрыла глаза. К впалой, судорожно вздымающейся и опадающей груди она прижимала книгу, упакованную в надорванную нарядную бумагу, перевязанную ленточкой. Подождав минут пять, вежливый Даниил рискнул спросить: – Вам помочь? Вам плохо? – Он приподнялся. Девушка распахнула небесные глаза, глянула на него совершенно безумно, потом вдруг затряслась, как припадочная, и завопила: – Мне? Плохо?! Нет! Мне хорошо! Очень, очень, очень хорошо! – И, отшвырнув книжку, закатилась истеричным смехом. |