Книга Обвинение предъявлено Гурову [Сборник], страница 9 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Сыщик решил немного передохнуть от этого тяжелого дела и отправился в Главк. Он хотел заняться теми отчетами, которые ему пришлось надолго забросить из-за расследования в «Меркурии».

Август в Москве в этом году оказался даже хуже июля, который всегда славился своей жарой, духотой и безветрием. В прошлом месяце, уже ушедшем в марево лета, на этот раз было вполне терпимо, если не считать нескольких шквальных ветров с проливными дождями, накрывавших столицу в середине лета. А вот август решил отыграться за все сносные дни, которые принесли предыдущие летние месяцы. Ветра в городе практически не было.

Торфяные болота Подмосковья в очередной раз загорелись и добавили свою изюминку к удушливому смогу столицы. В области был объявлен «красный» режим пожарной опасности, но эта мера не очень-то и помогала. Временами в столице было буквально нечем дышать.

Сегодня был как раз один из таких дней. В закупоренной наглухо машине с кондиционером, включенным на полную мощность, еще можно было как-то дышать и переносить оглушающую жару. Но едва Гуров выбрался из своего «Пежо», как мощный тепловой удар едва не отправил его в нокдаун, а в горле запершило от гари и смога. Сыщик коротко выругался, сразу почувствовал, как покрывается потом, и рванулся внутрь Главка, где, надрываясь, трудилась сплит-система.

Внутри старинного здания было достаточно прохладно, в меру влажно и вполне комфортно. Сыщик с улыбкой кивнул дежурному, взявшему под козырек, и направился наверх. Поначалу он собирался зайти к Орлову, но увидел, что в приемную генерала стягиваются офицеры, и решил пойти в свой кабинет, отложил доклад начальству.

– Явился наш прогульщик! – приветствовал старинного друга Крячко, едва тот вошел внутрь.

Станислав сидел на подоконнике, курил сигарету и выпускал дым в приоткрытую форточку. При этом он не обращал внимания на жаркий воздух, который потоками лился внутрь кабинета.

– Шляешься ты, понимаешь, второй месяц неизвестно где, а мне тут приходится отдуваться за двоих, – с ухмылкой пробормотал Станислав.

– А ты, я смотрю, прямо перетрудился, почти до обморока себя довел, – ответил на это Гуров.

– Перетрудился я тут или нет, а проставляться тебе придется, – с наигранной строгостью проворчал Крячко. – Отчеты-то мне за тебя составлять пришлось.

– Ну, что выросло, то выросло, – ответил Гуров одной из своих любимых поговорок, к которым друзья уже давно привыкли, а незнакомцы не всегда понимали, к чему он их вообще употребляет. – Богу богово, а кесарю кесарево.

– Ох, конечно же! Простите, ваше сиятельство! – Станислав соскочил с подоконника и низко склонился перед товарищем. – Как я, холоп никчемный, ухитрился позабыть, что с величайшим умом современности разговариваю, которому наши земные делишки прахом мирским кажутся?

– А я тоже уже забывать начал о твоей любви к паясничанию, – заявил Гуров. – Ладно, Стас, помню я, что с отчетами возиться для тебя – нож острый. Так уж и быть, приглашу тебя сегодня ужинать. Завтра Мария уезжает на гастроли, так что у тебя будет шанс последний раз нормальной пищей заправиться. Потом будешь три месяца опять одними гамбургерами и чипсами питаться.

– Знаешь ты, как друга подкупить можно, – сказал Крячко, делано вздохнул и затушил окурок в пепельнице. – Судя по твоей физиономии, дело с «Меркурием» близится к развязке. Я прав?