Книга Дырка для ордена, страница 64 – Василий Звягинцев

Болтая о пустяках, Вадим все время пытался изыскать деликатный способ осведомиться, кто же она есть на самом деле. Но в лоб делать этого не хотелось, а окольные пути к успеху не приводили. Удалось выяснить только, что по происхождению Майя коренная петербурженка, но предпочитает жить в Москве, в прошлом году окончила университет по факультету юриспруденции и защитила магистерскую степень, однако работать по специальности не намерена.

Ни адвокатская, ни судебная карьера ее не прельщает, тем более — должности нотариуса или юрисконсульта.

— Разве что на кафедру, преподавателем надумаю, мне предлагали, а скорее всего — нет. Скучно дуракам-студентам изо дня в день прописные истины вдалбливать. Лучше уж журналистикой заняться…

— Зачем тогда вообще поступала?

— Ну, какой-никакой диплом все равно иметь надо, а «правовед» звучит вполне пристойно. Не в медички же мне было идти.

— Резонно, медичка из тебя никакая, если только тоже не преподавателем. Психиатрии, например.

— Почему это вдруг? — неожиданно сочла себя обиженной Майя.

— Так мне кажется. Врачебное дело трудное, малоэстетичное вдобавок и вообще. По крайней мере, я как-то не встречал до сих пор светских львиц, одновременно являющихся практикующими хирургами, например.

— Скорее всего, ты прав, — вдруг согласилась с ним Майя. — А я на эту тему как-то раньше не задумывалась. Действительно. У них же ногти всегда коротко острижены и руки карболкой пахнут. Но это все ерунда. Скажи лучше, эта наша поэтесса, Римма, она хоть в чем-то права? Тебе действительно приходилось вешать, расстреливать, подавлять борцов за свободу? Я ведь про тебя тоже ничего не знаю. Увидела тебя, ты меня сразу заинтересовал. Такой весь неординарный на фоне прочей публики. Лицо у тебя располагающее, крестик на кителе выглядит очень стильно, а тут еще Казарова на тебя отвязалась. Интересно. Вот, думаю, роковой мужчина.

— Палач, жандарм… Волнующее сочетание, да?

— А что ты думаешь, конечно, волнующее, — легко согласилась Майя. — Для настоящей женщины. Особенно — по сравнению со здешними. Не поймешь, то ли мужик, то ли баба. Особенно как пошла мода на мужскую косметику. Ужас какой-то. Теперь приходится смотреть, чтобы он тебе помадой платье или бюстгальтер не испачкал.

Майя сделала такую гримасу, что Ляхов рассмеялся. Действительно, вернувшись в Москву, он тоже обратил внимание, что по дальновизору часто рекламируют мужскую губную помаду, тональный крем для лица и тени для век. Но думал, что это исключительно на потребу пассивным педерастам. Оказывается, нет.

— И фамилия у тебя мужественная. Половцев! Дикое поле вспоминается, сабельные рубки и все такое. Так где же ты все-таки воевал? И с кем?

— Проще всего сказать — с врагами Свободного мира. В широком смысле слова. Вообще один германский военный философ еще лет полтораста назад сказал, что твой враг выбран не тобой, а для тебя. Вот и мы врагов себе не выбираем. Любой, кто не хочет жить по установленным правилам и вооруженной силой пытается изменить порядок вещей, автоматически сам себя помещает в означенную категорию.

— Разве «установленные правила» так уж безупречны? Непререкаемы, как десять заповедей? — Интересно выглядела обнаженная девушка, полулежащая в кресле, вытянув длинные ноги, вызывающе потряхивающая смуглыми грудями, дымящая сигареткой и рассуждающая при этом на темы высокой политики.

Возможно, так все это обстояло во времена расцвета Эллады, когда компанию достойным мужам на симпосионах составляли высокообразованные красавицы гетеры.

— Вопрос-то не ко мне, — сообщил Вадим, запивая пузырящимся «Боржоми» глоток ликера. — Это ведь ты здесь юрист-правовед. Как я уже довел до сведения поэтессы, мы — серая скотинка, лишь реализуем «возведенную в закон волю господствующего класса». Изменятся нормы международного права, с тем же старанием станем исполнять новые. Я человек не шибко грамотный, однако помню, что должным образом ратифицированные документы всегда имеют приоритет над национальным законодательством.

— Не прибедняйся, пожалуйста. Уже того, что ты в свои годы полковник и учишься в академии, сапиенте сат [36] . Но все же…

Лично ты согласен, что Россия по-прежнему остается фактически империей, включает в себя не только не способные к цивилизованной государственности области Туркестана, Сибири и Крайнего Севера, но и Финляндию, Эстляндию, Лифляндию, Польшу и так далее, то есть территории вполне европейской культуры, коренных жителей которых наше владычество в общем-то унижает?

Разговоров на эту тему Ляхов слышал давно и много.

— Во-первых, большой вопрос, что и кого унижает. Очень многие представители высших классов названных областей гораздо комфортнее чувствуют себя в роли аристократов великой России, сохраняя при этом свои титулы и родовые привилегии, и отнюдь не желают превратиться в элиту микроскопических государств, которых на карте не разглядишь.

Далее, большинство договоров о добровольном вступлении бывших царств, эмиратов и княжеств в состав Империи содержат формулировку «на вечные времена»…

— Но ни минутой дольше, — пошутила Майя.

— Совершенно верно. И я не вижу оснований для денонсации этих договоров и трактатов. И последнее, по-моему, — декларация о создании ООН, законным порядком принятая и ратифицированная всеми ее участниками, недвусмысленно провозглашает нерушимость территориальной целостности государств-основателей и право на ее защиту всеми доступными средствами от любых внутренних и внешних угроз…

— Сразу видно неофита-академика. Даже в постели так и рубишь заученными формулировками. Оставь, до сессии еще далеко. Я хотела узнать, что ты сам, лично обо всем этом думаешь.

— Да вот что сказал, то и думаю. Офицеру положено присягу сполнять, стрелять и помирать, коли приказано, а в кого и за что — это начальство знает.

— Ну-ну. Послушаешь тебя, и даже страшно становится. При таких защитниках державных интересов у Риммы и ее друзей действительно нет шансов. — И тут же девушка резко сменила тему. Вскочила с кресла, потянулась, привстав чуть ли не на пуанты, закинула руки за голову. От порывистого движения полотенце снова соскользнуло на пол. — Ну, что? Еще покувыркаемся?

— Знаешь, как-то уже и не хочется, — почти искренне ответил Вадим.

— Да брось ты. Обиделся, что ли? Ну прости, если что. Я просто посмотреть хотела, умеешь ты себя в руках держать или при виде голой бабы в дикого самца превращаешься.

— И если бы я тогда не захотел остановиться?

Майя сузила глаза.

— Остановился бы. Только с определенными моральными и материальными потерями. А раз выдержал испытания — имеешь право на вторую попытку.

Наконец наступил момент, когда Вадиму захотелось спать. День был длинный, вечер тоже, да еще и столь бурные ночные утехи, от которых он успел отвыкнуть.