Книга Город зловещей тишины, страница 34 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Знаю, – тут же ответила Чернухина. – В новостях и об этом упомянули.

– Ваш бывший муж написал, что у него диагностирована клиническая депрессия. Также упомянул большие долги. И просил его кремировать.

Людмила Алексеевна глубоко вдохнула, приподняв плечи, и медленно выдохнула.

– Насчет долгов я ничего не знаю. Пока мы жили вместе, денег хватало и на это, и на то, и на все остальное. О депрессии впервые слышу. Я запомнила его… другим. Не забывайте, наш сын Егор все-таки медик, он бы заподозрил, если бы с отцом было что-то не так. А вот про кремацию мне непонятно. Леонид не раз упоминал, что хотел быть похороненным по православным законам. С отпеванием и прочими атрибутами, чтобы традиционно. Он не то чтобы сильно веровал, но Рождество и Пасху считал праздниками. Иногда посещал храм, он недалеко отсюда. И рядом с его офисом старинная церковь, туда он тоже заходил, я это точно знаю. Кремацию же Леонид считал неправильной. А, и он как-то сказал, что хотел быть похороненным на одном участке со своими родителями. Они ушли один за другим несколько лет назад. Так что кремировать бывшего мужа я бы не стала. Но его похоронами, скорее всего, займется его двоюродная сестра. Он был близок с ней, а у меня не сложилось. Но если Егор захочет похоронить отца, то я не стану его отговаривать. А я вот на похороны не пойду. Боюсь, что тогда все мое лечение пойдет насмарку, а я еще жить хочу.

«Она не просто обижена на мужа – она выжгла в сердце все, что было с ним связано. Предпочла оставить белые пятна, – понял Гуров. – Вспоминает о нем без эмоций, равнодушно. Неужели так бывает после стольких-то лет, прожитых вместе? А вот про кремацию было очень интересно. Вот и первый звоночек, – обрадовался Гуров. – Человек при жизни не хотел, чтобы его кремировали, а перед самой смертью вдруг передумал. Что же заставило его все переиграть?»

Сидя на диване, Гуров не мог видеть прихожую, поэтому, когда услышал звяканье ключей, вопросительно взглянул на Любовь Алексеевну.

– Сын, – слабо улыбнулась она. – Я попросила его приехать, чтобы вы с ним тоже смогли поговорить. Вы не против?

– Не против, – кивнул Гуров. – Мне бы пришлось в любом случае.

Егор Чернухин, как и говорила его мать, действительно получился на славу. Сразу было видно, что мужчина одновременно похож и на мать, и на отца, причем оба родителя подарили ему самые привлекательные черты своей внешности. Глаза и овал лица у него были отцовскими, а вот нос и линия рта походили на материнские. Когда Гуров стоял напротив Чернухина, то отметил его обычный для мужчины рост – выше среднего, но Егор и тут пошел в Любовь Алексеевну и вымахал в высоту под два метра. Одет он был весьма растрепанно, но очень стильно, в пробитые на коленях джинсы и лохматый черный свитер. Гуров подумал, что если бы эти двое были одного возраста и жили в девяностые, то модельные агентства дрались бы не только за то, чтобы заполучить себе манекенщицу Любу. Фотомодель Егор легко заткнул бы за пояс остальных мужчин на подиуме.

Он сразу шагнул к Гурову, протянул ему руку, представился. Низким голосом спросил у матери про врача, она ответила, что прием перенесла на завтра потому, что сегодня с ней связалась полиция. Тогда Егор притащил из соседней комнаты стул, поставил рядом с креслом, в котором сидела Любовь Алексеевна, и сложил руки на груди, показывая, что готов к разговору.