Книга Полицейское дно, страница 62 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– А кто угрожал, кто велел про нож говорить?

– Так этот, – неопределенно мотнул головой Лыжин, – опер из уголовного розыска. Ему искать не хотелось, он на нас все свалить хотел, вот и пригрозил. Это он мне угрожал, а остальным… я не знаю, нас же вместе в одной камере не держали. Мы вообще больше не виделись с Вадимом и Стасом.

– Оперативника помнишь? По фотографии узнаешь его? Может, фамилию помнишь?

– Фамилия у него была… такая странная. Ну, необычная. Как будто… что-то из истории напоминает. Из учебника. Я еще тогда так подумал, когда ее услышал в первый раз.

– Половец?

– Точно! – оживился Лыжин.

– Вот смотрите, Лев Иванович! – Синицын стал выкладывать из папки заполненные бланки объяснений. – Это все женщины – аттестованные сотрудники полиции, которые сами пострадали от сексуальных домогательств начальников или были свидетелями подобных действий в отношении других.

– И они все продолжают служить в органах внутренних дел? – удивился Гуров.

– К сожалению, таких мало. Большая часть не выдерживает и увольняется. Честно вам скажу, мне стыдно перед вами отчитываться по этим вопросам. Учитывая, что я сотрудник отдела собственной безопасности. Стыдно за свои погоны, стыдно за погоны этих начальников, которые ведут себя по-скотски, как в собственном гареме.

– Ну, что же делать. Трудно отфильтровывать людей с такими наклонностями при приеме на работу, – покачал головой Лев, принимая из рук майора бланки и просматривая написанное. – Знаете, а ведь это явление очень широко распространено. И дело тут не в том, в каком ведомстве работает извращенец. И в гражданских офисах, и в крупных корпорациях, и в мелких коммерческих предприятиях все это было всегда. Зависимость женщины от мужчины и очень часто предложение сексуального характера за материальные блага, за повышение, за преимущества. Просто запугивание женщины, зависимой материально. Угрозы, психологическое давление. Грязи этой достаточно было и есть. Но вот в наших рядах эти факты вызывают не только отвращение, а злость и негодование. Ведь… – он махнул рукой и замолчал. Потом стал читать показания и нахмурился.

«По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее. Я больше десяти лет проработала в органах. Мне неоднократно приходилось быть свидетелем того, как начальство предлагало за интимные отношения аттестованным сотрудницам продвижение по службе, поощрения, отпуска и другие льготы. Без интима женщине что-то решить у начальства сложно. Таких вопиющих случаев, как «износ», я не припомню, потому что девочки всегда соглашались, плакали и соглашались. Думаю, что на самом деле были и изнасилования, просто те женщины молчали»^[1].

«… потому что таких, как я, за которыми никто не стоит, можно насиловать, принуждать к сексу, унижать. Таких в органах тысячи и тысячи. Девочке-дознавателю из Уфы, о которой сейчас везде пишут, ей повезло, у нее папа оказался генералом Росгвардии, и поэтому, думаю, это преступление удастся довести до суда, и насильники будут наказаны. А сколько совсем молоденьких девчонок, с которыми это произошло, но они были вынуждены терпеть это, чтобы остаться в полиции…»

Выпить бы сейчас, подумал Гуров, откладывая в сторону бланк объяснения и беря другой. Нет, в душу плеснешь алкоголя, а потом захочется найти этого урода и в морду ему дать. Нельзя, а хочется. Элементарно набить рожу, а уж потом его под суд, потом уже позор, увольнение, лишение звания и наград.