Книга Черная метка в паспорте [сборник], страница 84 – Алексей Макеев, Николай Леонов

Лев устало опустился на диван, женщина застыла в своем кресле, не собираясь сопротивляться, чего он ожидал. Он предложил:

– Может быть, вы хотите сами рассказать, что было дальше? Как Людмила Рыкова узнала о вашей связи с Сергеем?

Во взгляде Надежды ничего не изменилось. Она смотрела на опера без страха. Ответила равнодушно, будто речь шла о чем-то обыденном:

– Случайно. Увидела нас с сыном в торговом центре и все поняла. С мозгами у нее все было в порядке. Потом написала мне сообщение, озвучила, сколько будет стоить ее молчание.

Гуров смотрел на Надежду, решительность и внутренняя энергия сквозили в каждой ее черте. Такая своего так просто не отдаст. Он размышлял, как же ему поступить дальше. В отделе полиции Хвалова снова замолчит, откажется от показаний. Поэтому стоит идти другим, более долгим путем – доказывать ее связь с Афанасьевым кропотливым сбором фактов, чтобы стало понятно, у кого был мотив для убийства его бывших жен. Он ответы на свои вопросы получил, теперь было понятно, что Надежда убила Рыкову, а возможно и остальных, чтобы не возвращать их деньги. Потом подставила своего бывшего мужа, сделала его подозреваемым, а тот был готов взять всю вину на себя из любви к своей семье.

Глаза женщины вдруг вспыхнули торжеством, а в горло Льва впилось что-то жесткое. Он дернулся от неожиданности, потерял равновесие, и петля вокруг горла затянулась еще сильнее. Она все глубже и глубже впивалась в горло, не давая дышать. На краю сознания, которое уже накрывала черная завеса от нехватки кислорода, мелькнула мысль: «Не шевелись, замри. Каждое движение только ускорит смерть». Руки беспомощно сжимались в отчаянной судороге, тело стремительно теряло силы. Гуров втянул остатки воздуха и обвис безжизненно в петле. Вокруг все обволокло красно-багровой пленкой, она колыхалась, пульсировала, и каждое движение взрывалось фонтаном боли.

Он пришел в себя в полной темноте, моргнул несколько раз и попытался проверить, сможет ли встать. Тело не слушалось совсем, откликалось усилиями, но сдвинуться или сказать что-то не получалось. «Меня парализовало?» – мелькнула мысль. Лев осторожно втянул воздух и по миллиметру мысленно принялся прощупывать свое тело. Он мог шевелить пальцами, согнуться, выгнуться. И все! Руки и ноги сдерживала плотно обмотанная вокруг веревка, а лицо почти полностью оказалось залеплено скотчем. Даже дышать получалось с трудом. Лев Гуров вывернул шею и поймал взглядом полоску света, что пробивалась над дверью. Тепло, нет ветра или сырости, значит, он по-прежнему в квартире Хваловой. Его оглушили и связали, когда он рассказывал о своих догадках, задавал Надежде неудобные вопросы. Но кто это сделал, ведь сама женщина не двигалась с места?

Ответ опер услышал почти сразу. Этот голос он узнал мгновенно, всегда приглушенный недовольством, полным разочарования. Сейчас голос Павла Сладкевича прыгал как мячик, то вверх, то вниз, от испуга:

– Я не могу, понимаешь, не могу! Как мы его вытащим? Тело надо разделать здесь. А лучше… не знаю… убрать его пока в холодильник или ванную, обложить льдом! Опасно даже находиться здесь, если он сообщил все своему руководству, то за мной уже следят.

Надежда Хвалова в ответ воскликнула:

– Тогда зачем ты приперся, если думал, что за тобой следят? Ты идиот! Почему ты ничего не можешь сделать нормально? Это ты во всем виноват. Из-за тебя он не улетел из Ростова и приперся сюда! Он понял все, про Афанасьева, про этих чертовых девок! Он обо всем знает! Откуда он мог узнать, что все деньги у меня? Это ты, ты проболтался!