Онлайн книга «Хранители смерти»
|
С этими словами Брательщиков встал, прошел в угол комнаты и достал со стеллажа небольшое полотно. Он поставил его на запасной мольберт, повернул к свету и сделал приглашающий жест. Гуров подошел и стал разглядывать картину. Это был вид города, написанный откуда-то с высоты. Вид этот нельзя было назвать прекрасным: дымящие трубы какой-то котельной, обшарпанная стена старого дома на переднем плане, покосившийся забор внизу. Но все изображение целиком было проникнуто зловещей, угрюмой силой, мощью, мрачным очарованием, так что на картину хотелось смотреть еще и еще. Брательщиков заметил, какое впечатление произвела на гостя картина его друга и учителя, удовлетворенно улыбнулся и убрал картину на место. – Вот такой он был, Костя Закатовский… Впрочем, чего это я все о Косте? Вам это должно быть неинтересно. Вам нужна информация о тех людях, которые ходили к Игнату, которые могли на него зуб иметь… – Нет, почему же? – возразил Гуров. – Рассказ о вашем общем друге и учителе как раз кстати. Я ведь хочу получить как можно более полное представление о людях, которые окружали Бушуева. Но, конечно, меня больше интересуют не умершие, а живые. Скажите, у вашего друга было много знакомых, многие к нему приходили? – Что вы имеете в виду под «к нему» – домой или в мастерскую? – И туда, и туда. Но больше меня интересуют те, кто приходил к нему домой, потому что убит он был именно там. А есть такие, кто приходил и домой, и в мастерскую? – Ну, в мастерскую приходили в основном наши собратья, художники – Леша Прянчиков, Слава Могильный, Володя Соломин, Катя Антошкина… – Простите, мне говорили, что Антошкина была девушкой Бушуева. – Ну да. Сначала она пришла к Игнату как к старшему коллеге, а потом заняла место Люды. Люда, конечно, по этому поводу жутко переживала. Это была настоящая драма. – Переживала, говорите? То есть имела место ревность? – Можно и так сказать. – А не могла брошенная Люда на почве ревности возненавидеть своего бывшего возлюбленного и убить его? На этот вопрос Петр Брательщиков ответил не сразу. Он молча разлил по чашкам свежезаваренный чай, добавил кипятка и пододвинул к гостю вазочку с вареньем. – Вот, угощайтесь, земляничное. Моя жена делала. Мы с ней любим выбраться за город, набрать ведерко земляники, сварить вареньице… Ну как, вкусно? – Да, замечательное варенье, – похвалил Гуров. – Но вы не ответили на мой вопрос. – Да, на вопрос… Что ж, я скажу так. Людмила чувствовала себя жутко обиженной. И в последнее время добрых чувств к Игнату не питала. Насколько она его прежде любила, с той же страстью она его теперь возненавидела. Что же касается убийства… – Художник снова замолчал, задумчиво отпил чаю, потом снова заговорил: – Задумать убийство Люда, я думаю, не могла. Не такой она человек. Но если она в тот день пришла к Игнату домой, если увидела, что он стоит возле окна, и если в тот момент он сказал ей что-нибудь обидное, тогда да. Тогда она могла толкнуть его, ударить так, что он перевалился через подоконник и полетел вниз. – Понимаю… То, что вы рассказали, очень важно. А были еще какие-нибудь люди, которые могли желать его смерти? Его бывшая жена, например? – Нет, Лиза такое сделать не могла, – уверенно ответил Брательщиков. – Даже со злости, даже от отчаяния. Никак не могла. |