Книга Хранители смерти, страница 120 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Выступала я в ресторане каждый вечер. Изредка только брала небольшой отпуск на пару дней, чтобы отдохнуть от суеты. Петь на сцене под стук вилок мало кому понравится. Я же не просто рот открывала – я играла роль, проживая каждую ноту. Переживала перед каждым выступлением, которое могло длиться по нескольку часов. За высокие каблуки мои ноги мстят мне до сих пор.

Это продолжалось три года. В свой день рождения я тоже работала. В перерывах в гримерку заскакивали знакомые работники ресторана, дарили подарки, цветы. В тот день я позвонила Якову Леонидовичу в Ленинград, но трубку сняла незнакомая женщина. Оказалось, что он скончался месяц назад.

В тот день я познакомилась с Виктором.

Гриша привел его прямо в гримерку. Не скажу, что я моментально влюбилась в Громова, несмотря на его смазливое лицо. Но он, конечно, впечатлял. У него была такая харизма, что устоять было невозможно. Он поздравил меня с двадцатилетием, сказал, что работает спецкором в газете «Правда», а в ресторан пришел с коллегами обмыть премию. Он и раньше здесь бывал, видел меня и в какой-то момент понял, что хочет погулять со мной по Москве. Просто так, без всякого смысла, без осмотра достопримечательностей. Просто потопать ножками по дороге, не сворачивая и держась за руки…

Так и вышло. Мы очень здорово погуляли. Потом снова погуляли. Потом снова. И еще раз, и еще. Он ничего не требовал, даже не пытался поцеловать меня. Иногда мне на ресторанной кухне оставляли сверток с продуктами, и однажды там оказался цыпленок табака. Мы съели его, сидя на ступенях Библиотеки имени Ленина. Тогда еще остановилась милицейская машина, из нее вышли милиционеры, которые решили, что мы пьяны. Но Громову удалось их убедить в том, что мы не пьяные, а голодные и влюбленные.

Он много рассказывал о своей работе, но чаще просто описывал свои командировки за рубеж. Было очень интересно, я же, кроме Ленинграда и Москвы, нигде не была.

А спустя полгода он сделал мне предложение. «Давай, Алка, жить вместе! У меня на Кутузовском большая квартира, тесно не будет! Захочешь – распишемся. А сейчас поехали ко мне, а? Только представь: мы будем видеться каждое утро, а не только по вечерам».

– С юмором у него тоже было все в порядке, – заметил Стас.

– О, с этим трудно поспорить, – согласилась Алла Константиновна.

– Вы сразу согласились переехать к нему? – спросил Гуров.

– Мы же взрослые люди. Мне было двадцать, а ему двадцать шесть. Молодыми, конечно, были, но, понимаете, Виктор излучал уверенность и стабильность. И дело не в том, что я получала московскую прописку. Вовсе нет. Гриша меня из дома своей мамы не выгонял. Просто мне самой вдруг показалось, что Виктор не просто так появился в моей жизни. Это был следующий новый шаг. С прекрасными, как мне тогда казалось, перспективами.

Так я очутилась в этом доме. Вот в этой самой пятикомнатной квартире, в которой живу до сих пор. Громов сразу же прописал меня здесь. В день переезда я взяла выходной, мы пригласили гостей. Гриша Шевадзе тоже пришел. Привел с собой новую солистку ансамбля, мою ровесницу. Она, как и я, приехала покорять Москву, но оказалась на сцене не потому, что имела хороший голос, а потому, что понравилась нашему конферансье. Позже она вышла за него замуж, родила ребенка, а потом подала на развод, во время которого обобрала мужа до нитки.