Книга Любовь пахнет понедельником, страница 122 – Соня Субботина

И почему все так не любят понедельники? Для Евы первый день недели означал одно: скорую встречу с Мирославом. Они пересекались в медгородке и шли в анатомичку, где им предстоял как минимум час вдвоём, прежде чем к ним придёт Алина Олеговна. Конечно, они много времени проводили вместе и за пределами института, но эти минуты среди пластинатов были для Евы особенно ценными. Была в этом какая-то странная, даже немного извращённая романтика. Если, конечно, не думать, что изучаемый объект из анатомических структур был когда-то живым человеком. Такие мысли могут испортить романтический момент даже заядлому любителю анатомии.

Каждый раз, когда они стояли, склонившись над рукой, ногой или срезом головы, Ева ощущала сильную близость. Студентка была готова поклясться, что в такие моменты между ними возникали разряды, а воздух начинал ионизироваться. Но от этого электричества не хотелось отпрянуть. Наоборот, она боролась с совершенно детским желанием: сунуть пальцы в розетку и посмотреть, что же произойдёт. А вдруг на этот раз всё будет иначе, и Мира никогда не допустит, чтобы она снова ощутила боль предательства? Они были связаны одной идеей, одной целью, шли в одном направлении. Ева хотела бы всю свою жизнь провести так, рядом с Мирой, желая, чтобы их пути никогда не разошлись. Хотя долгосрочное планирование не было её коньком. Да и зачем сейчас думать, что злодейка-судьба разведёт их в ординатуры по разным специальностям или, ещё хуже, по разным городам, когда этот человек сейчас рядом с тобой, мило хмурится, вспоминая очередной эпоним, или смеётся, как и ты, запоминая забавные названия?

Они смотрели на одни и те же пластинаты, зачастую находясь настолько близко друг к другу, что их руки и головы соприкасались. Одновременно находили одни и те же структуры, их пальцы сталкивались, и по коже обоих пробегали мурашки. Они отдёргивали руки, смотрели друг на друга и улыбались. Знала бы Ева, как Мирослав хотел поцеловать её в такие моменты, от её ревности к Ире не осталось бы и следа. И не просто поцеловать, а нежно расцеловать каждый сантиметр этого прекрасного лица, которое слишком часто оказывалось настолько близко, что сдерживаться было слишком сложно, почти невыносимо.

Когда могли, они приходили в корпус пораньше и сидели в анатомическом музее, изучая кости, любезно предоставленные лаборантами кафедры, и заспиртованные внутренности. Очень много времени провели около большого черепа, показывая и называя на скорость места выхода всех двенадцати пар черепных нервов. Мирослав всегда поддавался, делая вид, что забыл, как на латыни будет «круглое отверстие», или что никак не может найти верхнюю глазничную щель, лишь бы ещё раз увидеть её улыбку. Ева же всегда была слишком рада своим победам, чтобы хоть на минуту задуматься, что в таких пустяках не ошибается даже самый слабый первокурсник, и заподозрить какой-то подвох. Многие банки уже давно разгерметизировались, а какие-то были разбиты при странных обстоятельствах и подтекали. Так что воздух в анатомичке был пропитан парами спирта, любви и формалина. Но единственным запахом, который чувствовала Ева и в котором ей хотелось раствориться без остатка, как кусочку щелочного металла в воде, был сладковато-терпкий запах одеколона Мирослава.