Книга Гром среди вторника, страница 43 – Соня Субботина

– Привет, Козявка! – Макар обнял Сонечку, поднял и покружил.

– Блин, пусти, дурак! – Она никак не могла привыкнуть, что тот проворачивает это каждую их встречу. Без твердой почвы под ногами она чувствовала себя не очень уверенно, хотя и знала, что Макар не даст ей упасть.

Илья вышел в прихожую вслед за другом. Макар и Сонечка были единственной парой, которая не раздражала его.

– Сонь, объясни хоть ты ему, что нельзя в этих тряпках половых идти в театр, – прервал влюбленных Громов.

– Что?! Ты в этом хотел пойти?! Сорокин, ты неисправим! – нахмурилась Сонечка и сурово добавила: – Бегом переодеваться!

Несмотря на то что Сонечке удалось немного потушить пожар в одежде Макара и подобрать им парные образы в более сдержанных оттенках, Громов снова выглядел тенью на их фоне в своих черных рубашке и джинсах.

Вход в театр находился где-то во дворах. Сонечка всю дорогу рассказывала о постановке.

– Актеры не профессионалы. Студенты из театральных и других вузов. А сегодня постановка совместно с кукольниками из другого города. Не могу вспомнить, то ли моя Казань, то ли Рязань.

– Погоди… кукольники?.. – переспросил Илья.

– Ну да, актеры театра кукол, – пояснила Сонечка.

– Козявка, нам что, по шесть?

– Судя по вашей тяге к компьютерным игрушкам, да, – посмеялась она.

– «Майнкрафт» не трожь! – возмутился Илья.

– Доту тоже! – подхватил Макар.

– Говорю же, дети, – улыбнулась Сонечка. – Но постановка не детская, я просила вас «Гамлета» прочитать, чтобы понимать, что происходит. Вы прочитали?

По молчанию она поняла, что нет. Но это их проблемы.

Они заняли свои места на последнем ряду. Небольшой зал постепенно заполнился людьми, жаждущими немного окультуриться и приобщиться к прекрасному. Зрители, в основном такие же студенты, тихо перешептывались. Прозвенел звонок. Второй. Третий. Двери закрылись. Свет потух. Занавес открылся. Илья полностью растворился в действии.

Постановка, как и обещала Сонечка, была недетской. И смелой, очень смелой. Кукол почти не было, за все время, что шел спектакль, их было три или четыре. Постановщики считали, что количество кукол в спектакле не определяет его «кукольность». Громов плохо разбирался в истории и литературе, но даже он мог понять, что с придворными, королем и королевой в строгих костюмах, Гамлетом, выглядевшим так, будто сбежал со страниц «Тайной истории», и Офелией с Лаэртом в джинсах и свитерах что-то неладное. Вряд ли Шекспир представлял их именно такими. Илья в шутку подумал, что костюмер просто ушел в отпуск, а актеры играли каждый в чем пришел из дома. Вместо декораций замка – какие-то металлические балки, покрытые большими полотнами целлофана. Скорее всего, в этой незаконченности и стройке была какая-то метафора, но Громов не мог понять ее, как ни пытался. Вся его жизнь казалась какой-то метафорой, которую он не может разгадать. Сначала все это вызывало у Ильи какое-то отторжение, но потом… Офелия заговорила, запела, затанцевала.

Все в ее выражении пронзительно-голубых (Илья со своего ряда не мог разобрать их цвет, но был уверен, что они не могут быть другими и обязательно должны быть в тон ее свитера) и таких печальных глаз, голосе и движениях казалось одновременно чем-то чужим и до боли знакомым. Как будто ты видишь своего когда-то лучшего друга или первую любовь через несколько лет. Вроде бы человек все тот же, но тысячи мелких изменений проявляются каждую секунду, и вот перед тобой стоит уже не тот, кого ты так хорошо знал. И вот этот человек снова уходит, оставляя тебя наедине с пустотой внутри и осознанием, что в одну реку дважды не войти.