
Онлайн книга «Чужая ноша»
Светлана Котельникова на допросах молчала, глядя в стену мимо головы Полины, никак не реагировала на ее вопросы, и за все время Каргополова услышала от нее только по две фразы каждый раз — «добрый день» и «до свидания». Екатерина Огнивцева, наоборот, была довольно разговорчива, изо всех сил старалась продемонстрировать свою готовность сотрудничать, но информации, к сожалению, от нее Полина тоже получила не так много. Екатерина действительно лишь иногда помогала сбывать добытое из фур и не была посвящена ни в какие планы. Молодой Даниил Куличенков тоже был мало чем полезен, кроме того, что успел рассказать Полине сразу после задержания. Он, похоже, в камере осмыслил все, что натворил, и теперь старался говорить как можно аккуратнее и только о себе. Это навело Полину на мысль, что кто-то подсказал ему такую манеру поведения — не топить остальных и честно говорить о своем, потому что лично он никого не убил, хотя и стрелял. «Надо выяснить, кто приходит к нему, кроме адвоката, — сделала она пометку в ежедневнике после очередного допроса Куличенкова. — Да и адвоката тоже бы проверить, я такую фамилию не слышала никогда, он, похоже, не местный». Его отец, Михаил Михайлович Куличенков, тоже был не особо разговорчив, хотя своей вины не отрицал и о совершенном говорил спокойно, без эмоций, как о будничной работе. Он произвел на Полину впечатление очень жесткого, даже жестокого человека, и она не сомневалась в правдивости слов его сына о постоянных побоях и унижениях. — Вам не бывает страшно? — спросила она однажды, когда Куличенков все с тем же равнодушием обстоятельно рассказал об очередном эпизоде. — А чего мне бояться? — точно так же равнодушно переспросил он. — Суда? Ну, больше максимального не дадут. И на зонах люди живут. — Я не об этом. Вы ведь сыну жизнь сломали, не думали об этом? — А чем он лучше меня? Что мне, то и ему, куда сыну без отца? На что он еще годен? Учиться не захотел, мозгов, видно, не хватило, работать тоже не рвался, а я что, содержать его должен? А потом еще телку какую притащит, детей наделает — и тоже я их всех тащить на горбу буду? Нет уж! Сам себе обеспечь. — Странный способ вы ему подсказали. Куличенков подался вперед, но Полина не отпрянула, как он, видимо, ожидал, а осталась сидеть в прежней позе, и тогда он прошипел, глядя на нее с ненавистью: — А вот уж какой смог, такой и подсказал! Думаешь, в деньгах дело? Да хрен там! Я вот за себя скажу, но и остальные такие же — мне просто нравилось, что в любой момент я могу ствол взять и на дорогу выйти, поднять деньжат влегкую! Потому что могу, понятно? Я — могу, а сотни других не могут! И жаль мне не было, и по ночам ко мне они не приходят, ясно? Потому что я сильный, а кто сильнее, тот всегда и прав! Потому что есть травоядные овцы, а есть пастухи-мясоеды! И вот мясоеды всегда будут править стадом травоядных, потому что в любой момент могут, не задумываясь, этих самых травоядных под нож пустить! А они, стадо, будут только блеять жалостно да пытаться нас, мясоедов, за ограду загнать законами своими! А закон один — прав, кто силен, запомни! — Вы ошибаетесь, — спокойно произнесла Полина. — Вы никакой не пастух-мясоед, как себя называете, вы больной взбесившийся зверь. И таких всегда уничтожают, чтобы заразу не разносили. |