Книга Этьен и Анна. В мастерской, страница 2 – Мила Дуглас

– Мама, – мелькнуло бессознательно, – я рискую. Как ты мечтала. Не только в воде.

Этьен замер на секунду, его взгляд скользнул вниз. В уголках его губ заплясали знакомые искорки юмора.

– Прелестно, Аннет, – прошептал он, и в его голосе смешались восхищение и привычная ирония. Пальцы коснулись тонкого кружева на моей груди, провели по нему.

– Хотя… – Он наклонился чуть ближе, его губы почти коснулись моего уха, дыхание обожгло кожу. – …эти лоскуты. Такая красота. Но знаешь, главное их предназначение?

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– Радовать глаз… перед тем, как их снять. Процесс… он иногда ценнее результата.

Я рассмеялась, нервно, но искренне. Его юмор, всегда неожиданный, снимал последние остатки напряжения. Как волна.

– Эгоист, – выдохнула я, но мои руки уже поднялись, чтобы помочь ему. Кружевные застежки поддались его уверенным пальцам. Шепот ткани, скользящей по коже, был громче шума прибоя за стенами.

В его ладонях, скользящих по моей спине, линии бедер, к талии, была та же уверенность, с которой он держал рубанок или выверял линию киля по чертежу. Сейчас эта уверенность служила другой цели – исследованию, восхищению, разжиганию. Его губы нашли мою шею, ключицу, то место у основания шеи, где пульс бился, как крылья пойманной птицы. Шепот его перемешался с поцелуями, слова были обрывисты, как волны о камни:

– Ты… соленая… как море… – Поцелуй ниже. – И теплая… как солнце на песке… – Его руки опустились ниже, обхватывая мои бедра, притягивая плотнее к себе. Я почувствовала жесткость его брюк, жар его тела сквозь тонкую ткань рубашки. – Аннет… – Моё имя на его губах было молитвой и утверждением. – Моя русалка… моя… маленькая…

Я вскинула голову, впиваясь пальцами в его плечи, в плотные мышцы спины. Слова рождались сами, вырываясь сквозь прерывистое дыхание, смешиваясь со стонами:

– Этьен… Я здесь… – Поцелуй в уголок его губ, жесткий, требовательный. – С тобой… – Мои руки рванули его рубашку из-за пояса, ладони скользнули по горячей коже спины, ощущая шрамы, силуэты лопаток.

– В твоей… мастерской… твоей верфи… – Я откинула голову, когда его губы нашли мою грудь, а пальцы вновь скользнули ниже, туда, где зарождался настоящий шторм ощущений. – Строй меня… как лодку… – вырвалось у меня. – Дай… поплыть…

Его ответом был низкий стон, почти рычание, и внезапное движение. Он подхватил меня на руки – легко, с той силой, что присуща только ему. Несколько шагов – и моя спина коснулась не дерева шкафа, а чего-то более мягкого, податливого. Старый диван, заваленный мешковиной и эскизами, служивший ему местом для короткого отдыха. Он опустил меня туда, не отпуская, последовав за мной в тесное пространство между телом и спинкой дивана.

Прелюдия закончилась. Началось главное. Плавное, неспешное вхождение, как лодка, соскальзывающая со стапелей в ожидающую воду. Глубокий вздох облегчения, смешанный с новым напряжением. Мир сузился до точки соприкосновения, до шепота кожи о кожу, до прерывистых вдохов, смешивающихся в один ритм. Он двигался с той же сосредоточенной точностью, с какой строгал доску, сверяя каждый толчок, каждое движение на гребне своей волны. Говорил мало, обрывками, губами на моем виске, шее, плече, пальцами в самом чувствительном месте:

– Так… вот так… – Еще поцелуй, еще движение. – Чувствуешь?.. – Еще толчок, глубже. – Вся… моя… – Его пальцы сплелись с моими пальцами, прижав их к мешковине дивана. – Плыви… Аннет… плыви…