
Онлайн книга «Требуется секретарь. Интим не предлагать!»
— А-хре-неть, — шепчу по слогам, прижимая ладони к покрасневшим щекам. Да уж, тут есть что разглядывать! Неудивительно, что на мою должность стояла очередь из девиц с апгрейдом — они же все именно на это собирались претендовать. Ну, правда, и на кошелёк ещё. А та, которая ему засос поставила — понимаю тебя, подруга! Это ж как он, наверное… Становится жарко, и я начинаю обмахиваться ладошкой. Перевожу взгляд на собаку — Грэй с одеялом в зубах явно ждёт благодарности. — Ах ты ж моя зайка, — поглаживаю пса, — догадался, что мне любопытно, да? Но теперь давай лучше мы его укроем! Забираю у довольного Грэя одеяло, быстро одеваю шефа до конца — теперь-то уж чего — и, наконец, со вздохом облегчения падаю в кресло в углу комнаты. Время подходит к двум часам ночи, но лечь спать я сейчас не могу: Аня говорила, что антибиотик надо колоть каждые четыре часа. Поэтому сворачиваюсь в кресле в неудобной позе, чтобы не заснуть крепко, и выставляю будильник. В четыре часа, покачиваясь от недосыпа, ухитряюсь сделать второй укол, так и не разбудив мужчину. Вообще, Анька говорила, что у меня рука лёгкая, надеюсь, так и есть. Опять устраиваюсь в кресле и теперь уже проваливаюсь в глубокий сон. Снится мне, надо сказать, сплошная порнография! Причём с Муромцевым в главной роли. И во сне мне совсем не неловко — наоборот, я бесстыже подставляюсь под поцелуи и всё остальное, сходя с ума от удовольствия. Вот только когда кажется, что до пика осталось совсем немного, он вдруг отстраняется, и я слышу: — Марина? Мари-ина! Открываю глаза и подпрыгиваю, оглядываясь. Сердце колотится то ли от испуга, то ли от возбуждения, которое ещё не утихло. Но тут же вспоминаю, где я, и торопливо подхожу к проснувшемуся наконец шефу. Протягиваю ему стоящий тут же на тумбочке стакан прохладной воды, который он, приподнявшись, на автомате берёт и выпивает. — Как вы себя чувствуете, Илья Сергеевич? — спрашиваю, забирая пустой бокал. — Что вы здесь делаете? — отвечает вопросом на вопрос мужчина и непонимающе хмурится. — А вы не помните? — спрашиваю с надеждой. — Н-нет, — произносит с запинкой, — а что я должен помнить? На меня накатывает облегчение. Это хорошо, что он не помнит. Это просто прекрасно! — Вам было плохо вчера. Температура, кашель — вы почти задыхались. От врачей отказались, потом… — я мнусь, но продолжаю, — ну, не то чтобы потеряли сознание, но почти. — Вы всё-таки вызвали скорую, — он говорит не с упрёком, а скорее просто констатируя факт. — Нет, — я качаю головой, — вы мне увольнением пригрозили. — Но я чувствовал… что-то, — он недоумённо вскидывает на меня глаза. — Не переживайте, я всё сделала сама. — Что вы сделали? — Эм-м, — мне неловко говорить, но представляю, насколько хуже ему, если он и правда ничего не помнит, — я ввела вам нужные лекарства, чтобы снять спазм в бронхах и сбить температуру. — Откуда вы знали, что делать? — У меня подруга врач, она проконсультировала, — что-то это уже напоминает допрос. — А почему я… — Муромцев оглядывает себя, сдвигает вниз одеяло и смотрит на меня с подозрением. — Температура спала, вы сильно вспотели… — стараюсь говорить максимально дипломатично. — Вы… меня переодели? — И сменила постель, — киваю. Шеф прикрывает глаза и сжимает пальцами переносицу. — Илья Сергеевич, вам плохо? — всполошившись, щупаю лоб. Нет, температуры вроде нет. |