Книга Комиссар Конте, сдайте ваш багаж!, страница 84 – Габриэль Сабо

Под дверью палаты Адриана в критический момент дежурили все – Рохан, Триаша, Решту, Ташлен, Конте, Бёртон и Мерц. Протекал час за часом в мучительном ожидании, а изменений не происходило, врачи продолжали разводить руками. Адриан был бледен, уже совершенно не разговаривал и не шевелился, хотя затуманенным разумом всё понимал. Испытывая тяжёлое опустошение и сильную, то затихавшую, то вновь нараставшую боль по всему телу, он и сам понимал, что пиши давно пропало.

С наступлением вечера, мастистый профессор института Нейи, слывший самым из самых светил медицины вынес вердикт: следующие часы до утра будут решающими, и скорее всего, последними для Адриана.

– Это так ужасно, просто вот так сидеть и ждать, понимая, что ты ничего не можешь сделать, ничем не можешь помочь… Судьба всё-таки жестока, не щадит лучших из нас, в то время как худшим достаётся лёгкий и быстрый конец… – страдал в голос Грег, уперевшись локтями в свои колени.

– Грег, ты считаешь, что если человека протащила многотонная махина по железякам, выдавив из него все кишки, то ему чертовски повезло?! Я уже говорил, когда ты расстроен, лучше молчи. Чёрт, я виню себя за недальновидность, я ведь мог успеть или хоть как-то его задержать…

– Он что-то сказа тебе, Конте? – ни с того ни с сего спросил вдруг Бёртон, который предпочёл стоять, подперев спиной больничную стену.

– Жан? Нет, но говорят, что он каким-то образом ещё был жив. Чудовищное зрелище, хотел бы я не видеть этого.

– Нет, я об Адриане. Ты был у него в палате час назад. Я знаю, что он слаб, но ещё пока узнаёт нас.

– Сказал лишь пару слов. Канари и Люсьен.

– И что это значит?

– Канари, то есть, канарейка, это прозвище Жана, которое дал ему в детстве Люсьен Фавро, его отец и покойный брат Адриана. Вот так Адриан и догадался, что Жан и есть тот самый связной.

И коридор снова погрузился в тишину – лишь стук часов не давал забыть о том, что время неумолимо истекает…

Ташлен растворился в своих страданиях, и просто уснул. Бёртон продолжал стоять на том же месте, но его глаза также были сомкнутыми – в таком виде он походил на спящую лошадь. Мерц и Решту вышли на перекур, а Рохан сидел на телефоне, пытаясь через отца доставить в Париж лучших докторов Индии. Конте и пока ещё мадемуазель Пратхамуштра, по сути остались наедине.

– Извините меня, господин Конте, но я предупреждала вас об этом ещё в гостинице. – прервала тишину Триаша.

– Да, детка, не успел я рассчитаться за убийство одной змеи, как тут же убил вторую…

Триаша пересела к Конте поближе, и спокойным, убаюкивающим шёпотом сказала:

– Господин Конте, мой дедушка брахман передал мне все свои знания, которыми владели величайшие светочи Индии. Я знаю, как спасти вашего друга, но… Плата может оказаться слишком высокой.

Конте оживился и поднял глаза:

– Сколько?

– Всё, что осталось. Цена жизни друга равна вашей собственной. – тихо ответила Триаша.

Конте улыбнулся, ведь никто не может знать своего остатка на счётчике жизни.

– Эх, детка, хоть я и не особо верю во все эти чародейства, но я согласен. Согласен, потому что нет другого выбора.

Триаша взяла ладонь Конте, и вложила в неё что-то шероховатое, но с виду, очень знакомое:

– Это чешуя той мёртвой змеи. Сожгите её этой ночью на своей ладони – звёзды будут благосклонны. Нужно будет потерпеть, чешуя должна гореть на голой коже. После чего этот пепел отдадите сразу мне. Я приготовлю из него лекарство.