Книга Грешные святоши, страница 116 – Габриэль Сабо

Среди присутствующих самыми «лакомыми» для прессы и необходимыми для расспросов суда были: начальник Бруссо и его помощник Жозеф – нахальные усмешки не сходили с их лиц; виновато-отстранённый инспектор Фавро, не смотревший по сторонам; расфуфыренная мадам Изабель Виньяр со своим адвокатом мэтром Лароше – армагедонном юриспруденции, метрдотель Палас Отеля и официант Оскар, который задрав кверху свой длинный костлявый нос сразу узнал в Конте безумца, глумившегося над престижем и вековой историей заведения. Помимо прочих, была и галёрка – с десяток подруг и даже служанки мадам Виньяр, а также некий мсье, не снимавший плаща, имевший вид обывателя и державшийся в стороне, но зорким глазом бдевший каждый угол и всё происходящее вокруг. Будем надеяться, что он здесь не просто так и ещё успеет себя проявить во время этого скандального судилища.

Колокольчик судьи мерзким, бьющим по ушам звоном затребовал тишины: в зал ввели арестанта под стражей, заседание началось. Начальник Бруссо держался хамовито, Леон Жозеф, как всегда, был при нём и не отставал в язвительности. На допросе обвинителя мадам Виньяр мялась, но все же сказала правду, что скорее не узнает в Конте вора, так дерзко напавшего на неё в кабине лифта. Несмотря на всю суету и даже вспышки фотокамер, она не стеснялась строить глазки Конте, а он не видел препятствий чтобы не отвечать ей взаимностью на глазах у публики, которую разрывало от смеха и аплодисментов – несомненно, большинству импонировала личность комиссара. Правда, чего нельзя было сказать об адвокате Лароше, который очень неприязненно зыркал то на заигрывающую в открытую Изабель, то на обольщавшего её комиссара. Зато отличился инспектор Фавро, попросив у суда возможности выступить последним, а после и вовсе куда-то сбежал за пределы зала. Интересно, но странный обыватель в плаще потащился вслед за ним, и после очередного перерыва также одновременно с ним явился снова. По сути, всё заседание состояло из череды обволакивания грязью обвиняемого и явного подхалимства обвинителей перед судом и присяжными. Последние же сидели с напрочь отмороженными физиономиями, строя из себя высшую степень добродетели. Сам судья был мокрым от злости, и так рьяно звонил в свой колокольчик, что у него из ушей практически валил дым.

Очередной получасовой перерыв подошёл к концу. Публика изнывала от духоты в зале, хрипела, сорвав голос вначале дня, но плевала на голод и усталость, стремясь узнать финал этой истории.

– Обвиняемый, встаньте. Вам есть что сказать суду и присяжным? – грозно прорычал надутый судья.

– Неужели вы даёте мне слово? Право, очень лестно, что вы вспомнили о моём даре речи, который до сего момента старались избегать. Вместо того, чтобы рассматривать дело по существу, битый час вы перемалываете всю грязь за последние десять, а то и двадцать лет.

– По существу, по существу, обвиняемый! – взбрыкнул вновь судья и грохнул колокольчик об стол.

– По существу? Хорошо, Ваша Честь, пусть будет по-вашему. Суд – свинарник, присяжные – свиньи. Я чувствую себя куском сыра среди крыс и крикливых сорок. Это все.

В хале раздался хохот, и в общей суматохе кто-то даже осмелился хрюкнуть в сторону присяжных. Председательствующий состав уже махнул рукой на обвиняемого, а судья вызвал последнего свидетеля, от которого может зависеть исход всего дела.