Книга Осенняя коллекция детектива, страница 84 – Татьяна Устинова, Татьяна Полякова, Галина Владимировна Романова

«…Я помню черные края этой бездны. Я слышал пение живущих там вечно. Я понял, что слова теперь бесполезны, я видел небо – оно бесконечно. Кажется, никогда нам на планете этой не встретиться, просто рукой махнуть – и голос почти не слышен. Просто: «Пока, пока!» – и молча пойду я вниз по лестнице. Может, когда-нибудь музыка станет тише».

Минут за двадцать до окончания эфира в студию влетела Алена. Преображенцев сдернул наушники:

– Что?!

Она покачала головой. Никаких новостей – из тех, что он ждал, – хотя к поискам подключились военные. Впрочем, толку от них мало – где искать? Город обшарили от чердаков до подвалов, а дальше?..

– Там к тебе пришли. Точней, приехали. Ты бы спустился.

– Кто приехал?

Алена взглянула на него:

– Родственники. Из тундры. Хотя, может, они тебе и не родственники.

У Олега Преображенцева похолодел затылок. Если к нему пришли люди из тундры, значит, знают об… охоте. Пришли предупредить или сообщить что-то.

Он быстро расставил метки, выбирая и рассчитывая по времени песни – чтобы эфир докатился до финала без него.

– Попрощаться за тебя? – предложила Алена.

– Как хочешь. – Ему стало все равно.

– Олег, – окликнула она, когда он был уже у двери, над которой полыхала надпись «Микрофон включен». – Если они что-то знают… и тебе скажут, позвони сразу же. Ладно?

Он кивнул.

– Ромка внизу, – сообщил попавшийся в коридоре Шахов. – Слушай, а кто это? И чего их принесло в пургу?

Преображенцев напялил куртку и бегом бросился вниз по широкой и тихой лестнице, напоминавшей такую же на речном вокзале. Привычный, цивилизованный, «радийный» мир остался позади.

Ни черта не помогла цивилизация. Спасовала. Не справи- лась.

И вместе с ней спасовал и не справился он, Олег Преображенцев.

Возле подъезда «Пурги» в синем свете уличного фонаря стояла нарта, запряженная восемью собаками. Девятая лайка, запасная, была пристегнута прямо к нарте, а не к главному потягу – значит, упряжка пришла издалека. Собаки стояли и сидели спокойно, только жмурились от ветра, выставив вперед короткие мохнатые уши, чтоб не попадал снег. Возле нарты топтались Ромка Литвиненко и невысокий человек в капоре, отороченном росомашьим мехом, который, как известно, не индевеет даже в самый жестокий мороз.

– Тебя спрашивает! – сквозь метель прокричал Ромка.

– Ты Олег? – Невысокий, отороченный мехом, голоса не повышал, но говорил как-то так, что все было слышно. Вой метели не заглушал его.

– Я Олег. А ты?

– Нутэвэкэт, – представился человек. – Я из Инчоуна.

– Ръапыныл? Какие новости?

Человек помедлил, как бы размышляя, удивляться ему или нет, а потом все же удивился:

– Ты говоришь на чукотском?

– Немного.

– Луораветлан?

Он произнес это еще сложнее – «лыгъораветлан».

Олег знал, что по чукотским законам «луораветлан» – истинный, настоящий человек, в отличие от ненастоящего, пришлого, чужеродного, которого обозначали словом «тангитан». Все, кто приходил с Запада, назывались «тангитанами», и это было не слишком… лестное поименование. Для эскимосов, ламутов, коряков, эвенов существовали другие слова, обозначающие их близость к «луораветланам», истинным людям. Точно так же, как чукотский язык считался единственно правильным и достойным выражать сколько-нибудь человеческие мысли. Все остальные языки не в счет, хотя на них тоже вполне можно объясняться.