Книга Детектив на пороге весны, страница 79 – Татьяна Устинова, Татьяна Полякова, Анна и Сергей Литвиновы

Этого Илья Решетников допустить никак не мог. Работа была главной составляющей его жизни, а заместитель Дима – не главной.

Когда-то он даже приревновал его к своей жене, и ревновал долго и мучительно, а потом перестал. Как-то в одночасье перестал, в один день. Ему стало все равно – наверное, когда выяснилось, что его жена в силу своей исключительной «тонкости» решительно не может с ним ладить, потому что он «мужлан и деревенщина», о чем ей не раз говорила ее многоопытная мама, а она ее не слушала и поняла это только теперь, когда «уже поздно».

– Разводиться никому не рано и никогда не поздно, – объявил он тогда, и они развелись.

Некоторое время он тягостно недоумевал, как это вышло – у него были «идеалы», и он все стремился к ним, все прилаживался «создать семью», и ему даже показалось, что создал, в том смысле, что получил фиолетовый штамп в паспорте и жену-красавицу. Поначалу он даже планировал, какой у него будет дом с лужайкой, а на лужайке чтоб непременно фонтан, а на доме чтоб затейливый фонарик. И еще дети – две или даже три штуки, он считал детей исключительно на штуки. Два мальчика и одна девочка, так примерно. С мальчиками он будет ездить на рыбалку под Астрахань и на Селигер, а девочку водить за ручку и вызывать восторг окружающих.

В процессе всех этих мечтаний выяснилось, что жена его никаких детей не хочет – ни одного, даже если считать в штуках. К жизни за городом она относилась без всякого энтузиазма и считала, что хорошо только на Рублевке, которая Илье решительно не подходила. Он никогда не понимал, почему должен платить за чашку кофе шестьсот рублей, если он точно знает, что в приличном ресторане она стоит шестьдесят. Не то чтобы у него не было шестисот рублей, но он не любил, когда его «держат за дурака». В теннис он не играл, с гольфом тоже были большие проблемы, и учиться гарцевать на лошади он вроде бы не собирался. Таким образом, ничего из принятых в данном конкретном социальном слое развлечений его не увлекало, а жить на Рублевке ради Рублевки, тащиться каждое утро по двухполосной петляющей дорожке в веренице таких же изнемогающих от утренней пробочной тягомотины бедолаг на супердорогих машинах, более всего на свете обеспокоенных своим статусом, – такая перспектива никогда его не радовала. Про все остальные загородные поселки его жена говорила, что они «для плебеев», и жить в них ни за что не соглашалась.

Кроме загородных поселков, было еще много всего, мелкого и покрупнее, что привело к тому, что под первым фиолетовым штампом о браке появился второй фиолетовый штамп – о разводе.

Илья Решетников никогда ни о чем не сожалел в силу своей крайней толстокожести, и о разводе не жалел тоже, но о том, что ему так и не удалось «создать семью», пожалуй, сожалел.

Но затея не удалась. За попытку спасибо.

Он встал из-за стола, с тоской посмотрел по сторонам, примериваясь, чего бы еще съесть, но на глаза ничего не попадалось. Только сахар остался в сахарнице, и он даже насыпал его в ладошку и отправил в рот, но есть от этого не расхотелось. Ладонь от сахарного песка стала липкой, и он вытер ее о брюки.

Он выключил свет, от которого слезились глаза. Покурить, что ли?..

От курева было погано во рту и противно в желудке, но он закурил и стал глядеть в окно. Окно было грязным, как все окна в центре Москвы, если только не мыть их каждый день, кроме того, забрано решеткой, так что смотреть было совсем неудобно, но он все равно смотрел, вытягивая шею.