Книга Пани Зофья. У вас колесо отвалилось, страница 103 – Яцек Галиньский

– Вы получили их легально?

– Что это значит?

– Если они были украдены, их нельзя использовать в суде.

– Его жена пригласила меня домой и подарила их мне.

– Добровольно?

– Конечно. Еще несколько минут он будет в ресторане для богачей на улице Познаньской.

– Спасибо. Вы нам очень помогли. Я рассчитываю на эти документы, потому что, задерживая адвоката, я рискую своей карьерой.

– До свидания.

Я закончила беседу и со всех ног бросилась к автобусу.

Я была так увлечена, что не заметила бо́льшую часть пути. Я думала о своей жизни, о Хенрике, о своем сыне. Я чувствовала себя такой одинокой. Я хотела увидеть их обоих, хотя бы на минуту. Как мы идем на прогулку, держась за руки, а мой сыночек такой веселый, с энтузиазмом смотрит на мир. Хенрик на мгновение забывает тогда о своей тоске, и все, что имеет значение, – один этот момент, когда мы вместе и счастливы. Просто счастливы, а все остальное неважно.

Я нашла дом 20 на улице Мазовецкой. Великолепие и богатство, построенное на несправедливости к людям. Я чувствовала, что готова вступить в схватку с империей зла. По крайней мере, мысленно. После всего, что я пережила, и чтобы избежать всего того, что еще может случиться.

Я вошла в здание. Девушка за стойкой регистрации посмотрела на меня.

– Чем я могу вам помочь? – спросила она.

– Ничем, – ответила я.

Прежде чем она выползла из-за своей стойки, я схватилась за громоздкую ручку большой двери в конце коридора.

– У вас назначена встреча? – услышала я за спиной. – Туда нельзя входить.

И тогда я увидела его. Человека, который стоял за всем этим. Он сидел за своим письменным столом лицом к окну, положив ноги на подоконник. Облезлый недомерок – таким было мое первое впечатление.

Я наклонилась к тележке, чтобы достать золотую ручку со сломанным пером.

– Прибыл этот гребаный хлам? – спросил он.

Я была так удивлена, что не сразу узнала его голос.

– Прибыл, – ответила я.

Он резко повернулся, словно пораженный током. Поднялся.

Мы стояли лицом к лицу. Я потеряла тот запал, с которым входила. Мы посмотрели друг другу в глаза, и эта минута была в сто раз сложнее, чем я могла себе вообразить.

Это был мой сын.

Ничего ни с чем не совпадало и не соответствовало ничему. Казалось, что мой рассудок перестал работать.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– А ты?

Я хотела сесть. Мои ноги подкосились. Что теперь? У них есть я. Они будут делать со мной все, что захотят.

Это неважно. Это не считается.

Мой родной сын так ужасно предал меня.

Из всех обмороков и пробуждений, которые случались со мной, это было худшим. Впервые я не обрадовалась, чувствуя, что прихожу в себя. Я не хотела приходить в сознание.

Я услышала странный звук. Открыла глаза. Это был сигнал моего разряжавшегося мобильного телефона.

Я не знала, когда и как я оказалась в больничной палате на большой кровати, оснащенной сложным медицинским оборудованием. Я чувствовала себя непривычно – у меня ничего не болело.

В мою правую кисть был вставлен катетер. Вероятно, так мне дали обезболивающее.

Сын стоял у окна. Он не заметил, что я проснулась. По щетине на его лице я поняла, что это был не короткий сон. Я зашевелилась. Тогда он посмотрел на меня.

– Не спишь? – спросил он.

Странно, но его вопрос меня не раздражил. Самым важным казалось подключение телефона. Если аккумулятор в мобильном Мелконогого сядет, то я не смогу его включить, потому что не знаю пароля. Я попыталась повернуться на бок к тележке, которая, к счастью, и в этот раз верно стояла рядом со мной. Она никогда не предавала меня. У меня в ней была зарядка.