Онлайн книга «Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели»
|
Наши кудри греть могло. Ночью пасмурной и мглистой Сердца чуткого не мучь. Грозовой иль золотистой Будь же тучей между туч… Новиков сам почувствовал, что получилось. Лариса даже захлопала в ладоши, не сдержавшись. — Давай еще… Андрей мельком взглянул на Ирину. У той песня восторга не вызвала. Хорошо. А что бы для нее вспомнить? Потянуло спеть нечто однозначное и оптимистическое, вроде: «Я уходил вчера в поход, в далекие края, платком махнула у ворот любимая моя…», но само собой вышло чуть-чуть иначе. Словно бес под руку толкал. Главное, первые аккорды под текст подобрать… Пошло… Пять могучих коней мне дарил Люцифер И одно золотое с рубином кольцо, Я увидел бездонность подземных пещер И роскошных долин молодое лицо. Принесли мне вина — струевого огня Фея гор и властительно-пу́рпурный Гном, Я увидел, что солнце зажглось для меня, Просияв, как рубин на кольце золотом. И я понял восторг созидаемых дней, Расцветающий гимн мирового жреца, Я смеялся порывам могучих коней И игре моего золотого кольца. Там, на высях сознанья — безумье и снег… Но восторг мой прожег голубой небосклон, Я на выси сознанья направил свой бег И увидел там деву, больную, как сон. Ее голос был тихим дрожаньем струны, В ее взорах сплетались ответ и вопрос. И я отдал кольцо этой деве Луны За неверный оттенок разбросанных кос. И, смеясь надо мной, презирая меня, Мои взоры одел Люцифер в полутьму, Люцифер подарил мне шестого коня, И Отчаянье было названье ему… [2] — Может, пока хватит? — не то попросила, не то потребовала Ирина. Андрей согласился. Посидели еще немного, обсуждая кое-какие детали их отчаянного путешествия, и засобирались. Первым — Шульгин. Друзья-то со своими благоверными уже объяснились, а ему это только предстоит. Так чего оттягивать? Подробный разбор решили оставить на потом. По пути к лифту, отпустив женщин и Левашова вперед, Шульгин придержал Новикова за локоть. — Что-то нехорошо с тобой, а? — Есть немного. Похоже, получил по мозгам сильнее, чем показалось вначале. — Головокружение, тошнота, в глазах двоится? Слуховые, обонятельные, зрительные галлюцинации? — Чего нет, того нет… — Голосов не слышишь? — Да ну тебя! В таких пределах я и сам в психиатрии разбираюсь. Просто настроение препоганейшее, переутомился, видать, окончательно… Он в нескольких словах объяснил Сашке, что с ним творилось последние сутки, и назвал предполагаемый диагноз. Как всякий неожиданно заболевший человек, надеясь, что опытный врач тут же его успокоит и развеет страхи. Но Шульгин, знающий пациента, как себя самого, напротив, посерьезнел. — Похоже, весьма похоже. Говоришь, было совсем плохо. Когда вернулись — развеселился, а сейчас опять? — Именно… Андрей на самом деле чувствовал, что депрессия возвращается в полном объеме. — Вообще по науке так не бывает. Обычно фазы куда более продолжительные, неделями, месяцами, с ремиссией между… Мы вот как сделаем. Сейчас иди к себе, постарайся выспаться. С Ириной попробуй отвлечься… Новиков попытался что-то возразить, Сашка движением руки велел молчать. — Не выйдет — ничего страшного. Холодный душ до посинения, и спать. Спиртного пить не надо. Транквилизаторов сегодня тоже. Уж перетерпи, муторно, конечно, будет, но это не смертельно. Особенно для нас с тобой. А с утра займемся основательно… — Почему не сейчас? — терпеть еще одну мучительную ночь ему казалось невыносимым. — Потому. Нарыв должен созреть. Как говорят хирурги — резать после первой бессонной ночи… — Так у меня уже была… — Так у тебя и не нарыв… На том и расстались. Утром осунувшийся, в буквальном смысле погасший, Андрей зашел к Шульгину. Ночь прошла гораздо хуже, чем предыдущая, в лагере Дайяны. Ирине он о своем подлинном состоянии не сказал, ограничился общими словами о реакции на мысленный поединок с дуггурами. Оставаться у нее не стал. И до мучительно медленно наступавшего утра то вертелся на тахте в своем кабинете в тщетных попытках заснуть, то кружил по гостиной, курил, пытался читать и тут же отбрасывал наугад выдергиваемые с полок книги. Попавшиеся на глаза строчки: Иногда я бываю печален, Я, забытый покинутый бог, Созидающий в груде развалин Старых храмов — грядущий чертог. ……………………………………… Если хочешь ты яркие дали Развернуть пред больными людьми, Дни безмолвной и жгучей печали В свое мощное сердце возьми. Жертвой будь голубой, предрассветной… В темных безднах беззвучно сгори… … И ты будешь Звездою Обетной, Возвещающей близость зари… [3] — вызвали у него хриплый, злой смех. Вопреки рекомендации Шульгина он все-таки налил полный фужер коньяку, заварил кофе, выключил верхний свет, зажег свечи, снова курил сигареты одну за одной, бессмысленно глядя в черные окна. Кажется, впервые в жизни подумал, что начинает понимать самоубийц. Если вот такое продолжается неделями и не помогают лекарства, да вдобавок нет ясного осознания причин своего состояния и четкой мотивации жить, что же еще делать? Пуля в висок — великолепный выход… При этом гомеостат не помогает. Нагло светя зеленым экраном, утверждает: «Ты совершенно здоров!» Хоть в космос лети, хоть на Эверест карабкайся без кислородного прибора. У Сашки уже сидел Удолин, введенный в курс дела и приглашенный для участия в консилиуме. Оказавшись в обществе специалистов, Андрей испытал подобие облегчения. Что-нибудь они наверняка придумают. В самом крайнем случае, думал он, можно обратиться к Антону. Что, если и в этом случае попробовать отыграть назад? Допустим, с момента их выхода в астрал? Никто ведь ничего и не заметит, что такое двадцать четыре минуты? Да нет, вряд ли выйдет. Реальность уже зафиксировалась, здесь и на Валгалле. Или нет? Вначале Шульгин обследовал и опросил Новикова по стандартной схеме психиатра, исключая, разумеется, «анамнез вита» [4] . Естественно, ничего принципиально нового не узнал, за исключением того, что процесс протекает в угрожающе тяжелой форме. Если бы не исключительная устойчивость психики больного, его следовало немедленно госпитализировать и прописать массированный медикаментозный курс. |