Книга Сто причин поверить, страница 89 – Галина Владимировна Романова

– Я жил на съемных квартирах. То в одной, то в другой. Я не находил себе места и нигде подолгу не задерживался. Какое это сейчас имеет значение?

Артюхов смотрел на майора Смотрова с усталой снисходительностью. Его взгляд уговаривал не раздувать из мухи слона, а отпустить его восвояси.

– Что у вас есть на меня, майор? – восклицал он негромко время от времени. – Ничего.

– На предсмертной записке Светланы Лопачевой ваши отпечатки пальцев. Ее отпечатков нет, а ваши есть. И ни единого клока бумаги в клетку в ее квартире. Как вы это объясните?

– Никак. Понятия не имею, как оказался в ее квартире этот лист бумаги. И мои отпечатки на нем. Почерк Светы? Вы установили его идентичность? Наверняка.

– Тем не менее это улика, Артюхов. И еще какая! И еще у нас есть свидетельские показания против вас.

– Это я уже слышал. О том, что соседка Светы видела меня покупающим водку для Лопачевой и входящим в ее квартиру. Я помню, вы говорили. И что? Да, купил ей водки. Она просила. Да, принес ей. И даже в квартиру зашел. Но дальше прихожей она меня не пустила. Я сразу ушел. У Светы кто-то был в гостях. Возможно, этот человек и подтолкнул ее на самоубийство. Или убил ее, если вы на это намекаете. Вам почему-то не нравится ее самоубийство, так?

– А мне ни одно самоубийство не нравится в принципе, а в вашем окружении так тем более. Вам, Артюхов, не приходило в голову, что это по меньше мере странно?

– Что именно?

– Сначала сводит счеты с жизнью ваша жена. Потом Инга Мишина, которая поспособствовала тому, чтобы отравить вашей Ларисе жизнь. Следом добровольно уходит из жизни подруга вашей жены. Просто клуб самоубийц какой-то! И все женщины так или иначе знакомы с вами.

– И не только со мной. Все они знали Мишина – мужа Инги. Почему вы не рассматриваете его на роль подозреваемого? У него шикарный мотив – деньги.

– У вас не хуже, Артюхов.

– И какой же? – Он беспечно зевнул, будто только что проснулся в своей постели и сейчас запросит чашечку кофе.

– Месть! – зловеще прошипел Смотров и чуть склонился в его сторону. – Скажете, три года прошло и все такое… Но мы же знаем истину про то, что месть – это блюдо, которое подают холодным. Сначала вы избавляетесь от Яковлева – вашего соперника. Потом от Инги руками подруги вашей жены. Потом убираете подругу вашей жены как соучастницу вашего преступления на почве мести. Умно! Если бы не прокол с ее предсмертной запиской! Ее отпечатков на бумаге нет. А ваши есть! Что за ерунда, Артюхов? Как объясните?

– А что в записке? – наморщил идеально гладкий лоб Григорий. – Вы так много о ней говорите. А что в ней вообще? Что за текст она оставила?

– Не важно, – ответил туманно Смотров.

Откровенничать с подозреваемым он не собирался.

А если откровенно, то текст предсмертного послания лично Смотрову не нравился. Он был пафосным каким-то, сумбурным. Мало отражал причину ухода в столь молодом возрасте. Эксперты сошлись во мнении, что бессвязность текста была обусловлена большим количеством выпитого спиртного. Но Синяков при этом, пожав плечами, проговорил:

– Хотя буквы не пляшут. Почерк ровненький. Но и так бывает, коллеги. Что писала, не очень хорошо понимала, но авторучку держала твердо.

Авторучку в квартире нашли. Но на ней тоже не было и следа ее пальцев. А вот чернила в стержне полностью совпадали. Синяков эту записку на днях забрал, решив провести еще какую-то экспертизу. Какую – им не сказал.