Книга Дневники преступной памяти, страница 68 – Галина Владимировна Романова

Коровин, обойдя все комнаты ее большой квартиры, поставил себе жирный кол как сыщику.

Почему он не услышал эту старую женщину? Почему не вошел в ее квартиру дальше прихожей? Что его смутило? Ее осведомленность относительно причин гибели ее соседки Светланы или жалобы на слежку? Что с ним стало не так? Он выгорает? Поэтому отмахивается от подобных жалоб, считая их бредом?

– Думаю, вы были абсолютно правы, когда уверяли меня, что целью грабителей была ваша квартира, – констатировал Коровин, возвращаясь после осмотра комнат в ее кухню. – У вас здесь просто музей.

– Это вы, юноша, еще содержимое моего сейфа не видели, – со странной горечью проговорила она, еле шевеля языком. – Там добра на миллионы.

Он не очень-то хотел такого поворота. Но не мог не признать, что некий прорыв в деле с убийствами и грабежами антиквариата все же наметился. И Царева теперь сто процентов становится подозреваемой в причастности к преступлениям.

– Вам здесь нельзя оставаться, Зоя Павловна, – проговорил Коровин, когда Шайкевич в теплом пледе, которым Климов укутал ее от пяток по самую шею, понемногу начала приходить в себя после чашки горячего какао. – Это очень опасно.

– Думаете, это еще не конец?

– Не конец.

– Думаете, ее не напугает то, что я ее видела? И что вы знаете, кто убежал с моим телефоном? И ее друзей-бандитов не напугает тоже?

Коровин мог бы рассказать этой старой, перенервничавшей женщине, просидевшей пять часов между пустых коробок на пожарном балконе, о том, что без признательных показаний Царевой они никак ничего не докажут. Она может не сдать своих друзей-бандитов, как выразилась Зоя Павловна. А полиция будет долго искать молодого парня с композиционного портрета. И даже если повезет и они его найдут, доказать его причастность к чему-либо будет сложно, почти невозможно.

Ну сидел он в машине с кем-то. Часами сидел. И что? Просто ждал кого-нибудь. Его никто не видел со Светланой. К тому же Шайкевич не опознала в человеке, напавшем на Сергея Сергеевича Воронкова, того дядю, что сидел в машине за рулем в темных очках.

Все рассыпается. Нужна Царева. Ее признательные показания. Имена, адреса. Явки и пароли, как говорится.

Но он не стал ничего этого рассказывать старой, перепуганной насмерть женщине. Он ограничился тем, что просто помотал головой и ответил на все ее вопросы коротко:

– Нет.

– Но я не могу уехать из дома.

Ее обмякшее под пледом тело неожиданно напружинилось, Зоя Павловна села ровно. Поставила чашку с недопитым какао на стол.

– Вы видели, сколько здесь всего? Оставить все это бандитам?! Мой муж не пожалел жизни на то, чтобы собрать эту коллекцию. Я не могу предать его память.

Почему-то Коровину послышалось легкое сомнение в ее словах. Словно она сама не была уверена в ценности того, что хотела сохранять и охранять.

– Хорошо. Мы с Климовым останемся до утра. Утром перевезем все самое ценное в банковское хранилище. Часть туда, часть куда-то еще. А вас поселим в каком-нибудь отеле.

– В отеле? – ахнула она, щеки ее порозовели от волнения грядущих, неизведанных ранее ощущений. – Только в самом центре, если позволите.

– Мы не можем себе этого позволить, Зоя Павловна, – усмехнулся Коровин. – Понимаете, да, что этот банкет за ваши деньги?

– Я не очень-то нуждаюсь в средствах, как вы поняли, юноша, – весьма чопорно отозвалась она и вдруг встала с места. – Мне необходимо собраться. Коленька, вы нужны мне для того, чтобы упаковать полотна. Видимо, холсты придется извлекать из рам. Для всего остального у меня есть чемоданчик.