Книга Дневники преступной памяти, страница 76 – Галина Владимировна Романова

– Все, Коровин. Все, – покивала Ася и все же решилась на пространное объяснение: – Мое отношение к созданию семьи не изменилось. Я хочу замуж. Хочу детей. Тебе этого ничего не нужно. В чем тогда смысл наших встреч? Мне снова восемнадцать не будет. Мои часы тикают.

Он не хотел и все же отозвался со странным бульканьем в горле:

– Но нам же хорошо было вместе.

– Ключевое слово – было, Коровин. – Ася сделала широкий шаг к выходу, но перед тем, как пройти через турникет, обронила с досадой: – И найди ты уже Цареву! У нее ответы на многие вопросы!

Сергей Сергеевич Воронков жаждал выписки. Ох, как он уже хотел поскорее очутиться у себя дома! Принять ванну, и да – выпить чашечку кофе, который сварил бы себе сам, переодеться из больничной пижамы в свою одежду. И приступить, наконец, к написанию стихов, не дающих ему покоя даже на больничной койке.

Что удивительно, здесь – в больничных застенках – стихи вдруг стали складываться будто сами собой. Если раньше приходилось вымучивать рифмы, то теперь они неистово рвались на волю. И казались ему такими удачными, такими благозвучными.

У него не было возможности записывать собственные стихи на бумаге. Он наговаривал их на телефон. И сохранял в специальной папке аудиофайлов. За те полторы недели, что он провалялся на больничной койке, он успел сочинить пятнадцать стихотворений! И они были одно другого лучше! Потому что он наговаривал их с выражением. И ему это понравилось даже больше, чем черные буквы на белой бумаге. В том исполнении не было его души. А вот его голос – чувственный, порой страдальческий – все менял.

Телефон ему в больницу принесла Римма Федоровна. Она присутствовала при осмотре квартиры полицией. По его просьбе, вместе с участковым сняла пломбу с квартиры. И носила теперь Воронкову то, что он просил.

Телефон он запросил сразу. Римма Федоровна, попытавшись возразить с целью сохранения его покоя, получила от него жесточайшую отповедь. И возражать больше не пыталась. Зато пробовала сделать кое-что похуже!

Сергей Сергеевич не сразу понял, с чем связаны ее ежедневные визиты с невозможными переодеваниями в новые платья и всякий раз вычурными прическами. Делал дежурные комплименты и тут же переключался на какие-нибудь деловые новости. Римму Федоровну, понятно, это не очень устраивало. И она вдруг принималась поправлять ему то подушку, то одеяло. Поить без особой надобности. И всякий раз при этом пыталась излишне наклониться, демонстрируя морщинистую кожу на груди и родинки на толстой шее.

И ее духи…

Они были такими сладкими, такими навязчивыми, что Воронкову казалось, что он весь пропитался этим отвратительным запахом. И постельное белье, и стены больничной палаты – от всего воняло ее духами.

– Если она еще раз так сделает, – поморщился он как-то, жалуясь медсестре, – я выгоню ее!

– Женщина к вам неровно дышит, Сергей Сергеевич, – лукаво улыбнулась девушка, колдуя с капельницей. – Мне кажется, она в вас влюблена.

– Еще чего! – фыркнул он, настойчиво стирая из памяти тот момент, в который его застал убийца.

А застал тот его как раз за сборами на свиданье с Риммой Федоровной! Воронков перебирал одежду в своем шкафу, пытаясь вырядиться помоднее и поэлегантнее. Но тогда он был крайне зол на Варвару, которая влезла в ящик его стола и прочитала его стихи.