Книга Тайна за семью печалями, страница 49 – Галина Владимировна Романова

– Где находится тот самый сервис, куда Илья гонял машину в день аварии?

– Тебе зачем? – Пожилая женщина переполошилась, встала с широко расставленными руками в дверном проеме. – Не надо туда ходить, Лера-холера! Не береди то, что быльем поросло!

– Соврали? – Лера опешила. – Вы мне соврали, Мария Сергеевна?

– Вот дура! – Она уронила руки и отошла в сторону. – Иди, разбирайся, если тебе приспичило. Только зря, поверь мне. Начнешь вскрывать то, что затянулось, такое может выползти. По себе знаю: не буди лихо, пока оно тихо.

– Адрес! – потребовала Лера, направляясь в прихожую. – Я туда и обратно. Потом к вам загляну.

– Щас прямо вот! – фыркнула ей в спину Мария Сергеевна. – Я с тобой поеду. Да, забыла спросить: что насчет Кольки-то? Помнишь, я тебе рассказывала? Не спрашивала у жильцов, чего он к ним ходил-то?

Лера даже не сразу сообразила, о чем та ей говорит. Она мысленно уже допрашивала сотрудников сервиса.

– Коля? А, нет, пока с ним не говорила. Пускай полиция занимается, – отмахнулась она, обуваясь. – Мне до этого дела нет.

– Ну, ну… – хмыкнула ей в спину Мария Сергеевна, сноровисто натягивая матерчатые туфли. – Смотри только, чтобы твои бывшие коллеги на тебе опять стрелки не замкнули. Да не спеши ты так! Не успеваю за тобой! Все равно с тобой на сервисе никто говорить не станет. Ох и сумасшедшая ты, Лера-холера.

Виктор Савельевич прожил долгую и, как ему казалось, очень грустную жизнь. Не плохую, нет. Именно грустную. И одинокую. Не нашлось рядом той женщины, которая разделила бы с ним его вечные печали. А грустил он по любому поводу.

Собаку бездомную увидал или котенка голодного – печально до слез.

Старуха стоит милостыню собирает – страсть, как жалко.

Мать младенца колыхает в коляске и зубами на него скрипит – подзатыльник готов отвесить.

До всего ему дело было. До всех земных горестей. Думал потом над тем, что опечалило его, день, а то и два. Маялся дурным настроением. Вел мысленный диалог с матерью-обидчицей, со старухой, даже с котом и собакой безродными. И понимал, ведь, что ничего он изменить не сможет. Ну, накормит он одного пса, а рядом другой, третий. Разве всех накормишь? Старухе мелочь швырнет в заскорузлую ладонь, а возле церкви их вон сколько стоит – целый строй! Зарплаты не хватит, чтобы всем помочь. Матери злобной сделает замечание, она коляску за угол откатит и продолжит шипеть на орущего младенца.

Стоило ли оно того? Был бы результат от его вмешательства?

Ответ у Виктора Савельевича был однозначным – нет. Результата от его усилий не было бы никакого. Потому и не помогал он никому. И от этого еще сильнее печалился. Хотел вот он помочь, очень хотел, да не мог. Из принципиальной своей позиции.

– А ты бы попробовал хоть раз, Савельич, – порекомендовала как-то одна из его подруг.

Они, к слову, у него не задерживались. На пару недель их хватало, не больше. Сбегали.

– Что попробовал? – не понял он в тот момент ее.

– Помочь кому-то. Просто так. Без анализа дальнейших событий. Просто помог бы и ушел. Уверена, почувствовал бы себя лучше, чище, добрее.

– А я что – злой, что ли?

Он тогда на нее так обиделся. Зацепился. Развил тему. И через пару часов остался один. Опять один.

Так вот и прошла вся его бесполезная жизнь, наполненная грустным сочувствием, которое многие считали бесполезным.