Книга Тайна за семью печалями, страница 91 – Галина Владимировна Романова

Она уставилась на Хмурова. Подумала, что он вполне симпатичный, спортивный парень. Аккуратист. Вот даже дома в чистеньком спортивном костюме, хотя и повидавшем виды уже. А она пошла, в чем дома тренировалась: в потной майке и широченных шортах до колена. И резиновых тапках, всегда стоящих у порога.

Странно, что Настя пускалась во все тяжкие, не имея никакого желания как-то урегулировать отношения с мужем. То ли дурой была, то ли нелюбимой дурой, то ли дурой нелюбящей.

Он размышлял долго и туго. Она устала переминаться с ноги на ногу. За чашкой чая за его столом ждать было бы удобнее.

– Вы хотите сказать, что когда мама вела слежку за Настей, то увидела что-то или кого-то, кого и что видеть не должна была?

– Так точно, – скрипнув зубами, произнесла Валерия.

– Вы имеете в виду кого-то из ее любовников?!

У него даже нос заострился на последнем слове. Видимо, не так уж безразличны были ему ее похождения, как он хотел показать.

– Вряд ли. Это вряд ли, – мотнула она головой. – Тут что-то еще. Что-то связанное с моим бывшим мужем. Истории той шесть лет. Но ваша жена…

– Проходите, – широко распахнул он дверь, приглашая. – Давайте на кухню, кофе вам сварю.

Чистота в квартире была почти стерильная. Мокасины, туфли, сланцы под вешалкой – носочек к носочку, по линеечке. Тумбочка под зеркалом без намеков на пыль. Зеркало сияло. Дверные ручки. Выключатели. Кухонные шкафы, кафель – все было настолько чистым, что выглядело новым.

Что это? Такая любовь к чистоте или желание навсегда избавиться от следов неверной жены?

Николай встал к плите с туркой, всыпав туда кофе на двоих.

– Предупредить хочу, Валерия, – обернулся он на нее с ухмылкой. – Если вы здесь для того, чтобы поймать меня на чем-то, то уходите сразу. Я ее не убивал – Настю. Много раз хотел ее выкинуть из дома. Развестись даже хотел. Но всегда останавливался.

– Так любили?

– Не знаю. – Он положил ладони по бокам от плиты, опустил голову. – Не могу знать, что такое настоящая любовь. Может, счастье, может, горе, может, самопожертвование. Не знаю. Но про себя скажу так: когда я возвращался домой и она меня встречала, я был рад. Даже ее фальшивой улыбке бывал рад.

Он резко обернулся на Валерию и добавил, что плохо переносит одиночество, и губы его при этом плясали. И в глазах застыло что-то, что заставило ее ему снова поверить.

– Может, я кому-то казался лохом. Может быть, не стану спорить, я таким и был. Но я радовался тому, что она рядом. Иногда размышляю, а как бы у нас с ней сложилось, не вставляй палки в колеса нашей семейной дрезины мама? Вам с сахаром? – Он держал турку над кофейной чашкой.

– Нет. Ложку молока, если можно.

– Мама всегда считала Настю недостойной меня. Та это замечала, конечно же. Ваш кофе… – Он поставил перед ней чашку с блюдцем. Сел напротив. – Она злилась. Срывала зло на мне. Поначалу я еще пытался их как-то примирить, потом махнул рукой и…

– И забылись в алкоголе? Не отвечайте. Я знаю, как это бывает. – Она сделал глоток, второй. – О, знатно варите кофе, Николай.

– Рецепт отца, – с гордостью ответил он. – Особенный.

Она не заметила, конечно, ничего такого особенного. Ну, пару раз турку снимал с огня и снова ставил. Что-то творил с пенкой.

– Замечательно, – похвалила она снова. – Итак, к делу… Думаю, что ваша матушка не успокоилась после того, как я отказала ей в услугах. И продолжила наблюдать за Настей самостоятельно. Может, даже что-то подслушала или узнала. Она на меня производила впечатление очень дотошной, даже въедливой особы. Уж простите.