Книга Простить нельзя помиловать, страница 47 – Галина Владимировна Романова

Она не отреагировала, уставилась за окно, представив его обозрению точеный профиль.

– Ты знала о том, что он работал в тот день? – спросил он, почувствовав легкое беспокойство. И с кивком произнес упавшим голосом: – Ты знала.

– Что с того? – не поворачиваясь, спросила она, глотая его кофе, как воду.

– Ты ушла в три с работы в тот день. Ты… Ты встречалась с ним? Мы были с тобой парой, а ты мне изменяла с ним?! – Он сам не заметил, как повысил голос.

– Нет, Федор. Я никогда не изменяла тебе. – Наконец-то она повернулась и глянула на него открыто и честно. – А в тот день я действительно уехала с работы в три. Еще засветло, до метели. И поехала к его отделу. И сидела там – в машине на парковке, как глупая школьница в надежде увидеть его.

– Увидела?

– Да.

– Полегчало?

– Нет. Он говорил по телефону с ней. Ругался сильно. И еще… Еще он кричал, что сейчас подъедет и со всем разберется.

– Даже так? – Он скрыл ликующий огонь в глазах, опустив голову. – А ведь он, скорее всего, поехал, Танюша. Поехал на встречу с ней. И после этого она пропала.

– Прекрати, – с обворожительной ленцой отмахнулась она от него, поставила пустую чашку возле кресла на пол. – Сейчас договоришься до того, что он ее убил, а тело утопил в заливе.

– Была зима. – Федор высоко поднял брови. – На заливе был лед.

– Нет, дорогой. В те дни мело, да. Но мороза почти не было. Сильный ветер и метели. Почти неделю. И льда на заливе еще не было. Так, немного совсем, у берега.

– Ты… Ты так говоришь об этом, словно… Словно все это помнишь, как будто это было вчера. – Его лицо потемнело. – Ты же не хочешь сказать, что видела его там.

– Нет. Я стояла на берегу какое-то время, после того, как вернулась из города. Просто стояла и тосковала. – Она вдруг впилась в его лицо взглядом. – Скажи, Нагорнов, ты сильно любил меня? Тогда, когда я тебя бросила? Ты сильно переживал?

Ее вопрос был неожиданным, он оказался к нему неподготовленным. И как-то выдал себя, замешкавшись с ответом. Может, губы дрогнули, может, в глазах что-то мелькнуло. Он выдал себя. И она все угадала.

– Даже так? – удивленно округлила она глаза. – Надо же… А я думала, что для тебя я очередная девчушка, с которой неплохо побарахтаться в койке. Прости.

– За что? – И голос оказался хриплым, не подыграв ему.

– За то, что сделала тебе больно.

Таня встала с кресла, заходила по кабинету. От стены к окнам. От окон, вокруг его стола, к двери. И так по кругу несколько раз. Ее ладони, сложенные ковшиком, упирались в подбородок. Словно она молилась. Словно молча выпрашивала у него прощения. Но это было не так. Он хорошо ее знал. И приблизительно догадывался, о чем она сейчас думает.

А думала она снова о Полякове.

– Мне кажется, я знаю, что хотела продать телевизионщикам несчастная женщина из таксопарка, – нарушил он тишину.

Чтобы она уж так сильно не погружалась в размышления. И так часто не останавливалась у двери, словно намереваясь сбежать.

– И что же? – тряхнула она головой, поднимая на него поплывший рассеянный взгляд.

– В тот вечер Поляков звонил ей. – Он выставил ладонь, когда она попыталась как-то возразить. – Это совершенно точно. Иван поднял свои связи. И ему удалось достать распечатки звонков той давности. Точнее, прошло три с половиной года, да. Но он нашел. Внушительный список. Так вот… В тот вечер Поляков звонил в таксопарк. В начале девятого вечера. Точнее, в восемь пятнадцать. Около девяти он вышел со службы. И его не было полтора часа. Дежурному он сказал, что ездил ужинать. И даже привез с собой пакет с какой-то едой. Тут возникает, конечно, резонный вопрос. Если ужинал, зачем еду с собой привез? Но это детали. Факт остается фактом: Поляков про тот вечер соврал следствию, которое велось тогда – три с половиной года назад.