Книга Простить нельзя помиловать, страница 62 – Галина Владимировна Романова

И снова по кругу. Хорошо, что у Звягина не нашлось ни единого подтверждения его причастности, ни единого факта. И свидетелей тоже не имелось. Иначе Тимофею пришлось бы худо.

Его отправили в бессрочный отпуск, так официально значилось в приказе, который он подписал.

– Это все, что я смог для тебя сделать, – постарался миролюбиво улыбнуться Звягин.

Тимофей скупо его поблагодарил, не разделив его веселья. И вот уже неделю прохлаждается с удочкой на берегу. Для чего ему нужна удочка, он и сам не знал. Он никогда не был рыбаком и не испытывал к этому никакого влечения. Удочка стала ширмой. Как-то надо было объяснять любопытным, что он часами делает на берегу. Зачем садится в складное кресло и смотрит на залив, почти не моргая. Зрители сочли бы это нехорошим признаком. Вот он и купил себе удочку. И даже наживку какую-то, которую страшно не хотелось брать в руки, потому что она была живой и противно извивалась в пальцах.

Он сидел в своем походном кресле с высокой спинкой, смотрел на воду и не видел поплавка. Он напряженно размышлял обо всем, что с ним случилось сейчас и три с половиной года назад. Задавался вопросами и не находил ответов. Следствие между тем шло. Дело в папке пухло. Но конкретных подозреваемых не было. От него на время отстали. Но Поляков знал, что только на время. Они к нему обязательно снова прицепятся. И даже сочтут необходимым провести в его доме обыск. Последнего он немного опасался, потому что в его подвале они непременно обнаружат следы кислоты, которой он вытравливал многолетний грибок на стенах и полу. Но они-то этому не поверят. Могут счесть, что там он держал труп неизвестной женщины, прежде чем зарыть ее на берегу неподалеку от своего дома.

Бред! Каким же все это выглядело бредом на первый взгляд. А на второй, если следствие пойдет по ложному пути, могло показаться и вполне логичным.

О чем-то таком и говорила Татьяна перед уходом.

– Я устала от твоих тайн, Тимофей, – выдала она, подталкивая самый большой чемодан коленом.

– От каких тайн? – вытаращился он на женщину, с которой прожил два года и которую теперь не узнавал.

– В тот вечер, когда пропала твоя Маша, я ведь следила за тобой.

– Ты?! Но зачем? – оторопел он от таких откровений. – Мы же почти не были знакомы.

– Мы были знакомы. Познакомились на берегу. Забыл?

– И что? Просто соседи. Просто перекинулись парой слов.

– Это для тебя все было просто. И тогда, и теперь. А я… – В этом месте ее заготовленной речи ее глаза наполнились слезами. – А я влюбилась в тебя с первого взгляда, как девчонка. И мечтала о тебе каждую ночь.

– Как противно! – выпалил он. – Спать с одним, мечтать о другом. Непорядочно, не находишь?

Она не находила. И все оправдывала себя великим чувством, которое испытывала к нему.

– Но эта любовь не помешала тебе следить за мной, – напомнил он. – Зачем?

– Просто нравилось смотреть на тебя. И да, я обрадовалась, когда вы в тот день с Машей поссорились.

– В какой день?

Он так побледнел, что у него одеревенели щеки, и Поляков тут же принялся их растирать ладонями.

– В тот день, когда она пропала. Я ездила за тобой везде. Сначала подслушала твой разговор с ней. А вечером…

– Что?

– А вечером, когда ее увозило такси, я ехала за тобой. И я все видела.

Он смотрел на нее, снова не узнавая. Женщина, которая кормила его красивыми полезными завтраками, делила с ним постель, жила в его доме и называла его любимым, оказывается, держала за пазухой огромных размеров камень. Зачем? Чтобы именно сейчас им в него запустить?