Книга Правда персонального формата, страница 102 – Галина Владимировна Романова

– Говори, Саша. – Вера взяла его за руку и легонько сжала. – Говори ты. Если что-то упустишь, я добавлю.

Он ласково ей улыбнулся. И наконец-то ощутил себя счастливым и освободившимся. Он был готов к исповеди.

– Первое, с чего хочу начать… – Он по очереди посмотрел на всех, кто сейчас сидел за его садовым столиком. – Это со смерти Маши. Она умерла не сама. Она не спотыкалась на ступеньках. Ей помогли.

Взгляд капитана Вали загорелся факелом. Майор едва слышно чертыхнулся.

– Мы видели, что к ней кто-то пришел после того, как она нас выставила в момент карточной игры, – стараясь говорить так же складно и красиво, добавила Вера.

И тут же удостоилась одобрительного пожатия пальцев. Саше понравилось.

– Я лично не видела, кто это был, когда наблюдала за домом Маши в бинокль.

– Вы наблюдали за ее домом в бинокль?! – ахнул майор, покосившись на капитана. – Ну, знаете…

– Каждый развлекается как может, – тут же вступился за Веру Федоров. – И не шантажа ради, а пользы для… Вот и сгодилась наша информация. Говори, милая.

Вера покраснела, как девчонка. Он при всех назвал ее милой! Господи, ни один из ее мужей прилюдно не называл ее так. Никогда! Воистину Господь наградил ее счастьем хотя бы на склоне лет.

– Я не разглядела, кто к ней пришел, но видела, как она говорит с кем-то стоящим за выступом стены.

– Пришел? Не приехал? – уточнила Валентина.

И Федоров тут же снова признал ее толковой. Обращать внимания на мелочи – это очень профессионально.

– Никаких машин рядом с ее забором не было. Если кто и приехал, то оставил автомобиль далеко, – кивнула Вера. – В общем, этот человек говорил с Машей. Кто это был, я не видела. А вот Саша…

– После того как Вера покинула мой дом, я сменил ее на посту наблюдения, – слегка высокопарно заявил Федоров. – Но мне пришлось перейти в крайнюю комнату, потому что Маша исчезла из поля зрения. Из той комнаты лестница на второй этаж отлично просматривается…

Он помолчал и поправился с грустью в голосе:

– Вернее, просматривалась. Не осталось от нее ничего, от той лестницы после пожара.

– Что там произошло? – поторопила его Валентина, с хрустом разгрызающая огуречную дольку, лимонад она выпила в несколько глотков. – На лестнице?

– Ее там убили, – ответил Федоров, бледнея.

Воспоминания были страшными и до сих пор заставляли его нервничать, а сердце бешено колотиться.

– Вы это видели? Отчетливо видели? – пристала звонкоголосая капитанша.

– Как вижу вас, – с печалью изрек Федоров. – Она что-то держала в руках. Книгу или тетрадь. И все этим потрясывала и говорила, говорила что-то. Ее сбили с ног. Уложили на лестнице так, чтобы подбородок был… В общем, вы сами знаете. А потом сверху ударили ногами. Прыгнули на затылок. На изломе. Ужасно, бесчеловечно, чудовищно!

Все затихли.

По потному графину с лимонадом беззвучно сбегали струйки воды. Над лимонными дольками с раздражающим жужжанием зависла пчела. Яблоневые листья уныло поникли от безветрия. Крупное пухлое облако раскинулось огромным одеялом над коттеджным поселком.

Странно, как отчетливо он это все наблюдал. В ярких красках, резких звуках. Он мог поклясться, что слышит, как осыпается пыль с яблоневых листьев. И как с треском отрываются от пухлого облака клочья, расползаясь по небу.

– И вы видели, кто это сделал? – отвлек его пронзительный голос девушки.