Онлайн книга «Правда персонального формата»
|
Нехитрой была еда, но очень вкусной. Потом они вместе вымыли посуду. Теперь вот разговаривали, не решаясь уйти спать. Честно? Ему бы очень хотелось, чтобы она разместилась в его кровати. Но он ни за что ей об этом не скажет. Стыдно. Сказала она. Когда он в пятый раз подавил зевок, Вера поднялась и с порозовевшим от смущения лицом спросила: – Ты станешь считать меня непорядочной старой женщиной, если я попрошусь к тебе в койку, Саша? Глава 17 Когда они ехали на такси домой, Арсений без конца чесал голову. Отец неодобрительно косился, и слова о неуместности длинных волос без конца просились у него с языка. Но он воздержался от замечаний, промолчал. При посторонних не следовало. Сын выглядел ужасно. Грязный, всклокоченный. К тому же от него дурно пахло. И это почесывание головы. Не нахватал ли он вшей на нарах? – Пап, спасибо тебе, – проговорил Арсений, когда они подъехали к дому. – Я все исправлю, обещаю тебе. – Что именно? Иван Григорьевич смотрел строго, хотя сердце у него разрывалось от жалости. После бегства жены сын стал смыслом его жизни. Сын и сестра Зоя – два самых родных человека. Больше никого он так не любил, как их. Зои теперь нет. Сына обвиняют черт знает в чем. Его отпустили, да. Но это не значило, что с него сняты все подозрения и к нему перестанут цепляться. Он под подпиской о невыезде. И из этого следовало, что его могут в любой момент снова начать допрашивать с пристрастием. И за ним в любой момент могут прийти. Второго расставания с ним Иван Григорьевич точно не переживет. Потому что во второй раз Арсения точно не отпустят. – Я много думал в заключении. Кое-что вспомнилось. Может, это и не важно. А вдруг? – бормотал бессвязно сын, стоя напротив него в лифте. – Я помоюсь, поем, отдохну. И тогда мы с тобой совместно подумаем. Нет, сначала выпишем все, что я вспомнил, и совместно подумаем. Хорошо? – Хорошо. Он поправил очки на переносице, чтобы сын не заметил проступивших слез. – А что поесть? – Арсений шумно сглотнул слюну. – Что-то же есть? Ты не мог встретить меня полуфабрикатами! Он пытался шутить. Это было неплохим признаком. Но глаза… Черт! Глаза были потухшими. Такими они были у мальчика, когда их бросила его мать. Он тогда словно умер. И долго еще оставался таким. И вот теперь снова та же картина: взгляд безжизненный, речь бессвязна, чувство вины душит. – Я попросил Эльзу. Она вчера до ночи готовила, – признался он. – Кстати, делала это с охотой. И даже не язвила. – Она для меня готовила? Офигеть! С чего это ее так… – Он не смог найти приличного слова и умолк. – А с того, что Зоя все свое движимое и недвижимое оставила тебе, сынок. И Эльза теперь к тебе подлизывается, я так думаю. Иван Григорьевич впился в сына взглядом, отслеживая реакцию. Нет, совершенно точно Арсений об этом не знал. И завещания не видел. Ошеломлен, даже сломлен. – Па! Но теперь-то они точно от меня не отстанут! – застонал он, выходя из лифта неуверенной походкой. – Кто, ты имеешь в виду? Родственники? – Полиция, пап! Скажут, у меня был мотив и все такое! – Не думай об этом, Арсений. Они вошли в квартиру. Сын прямо у порога стащил с себя всю грязную одежду и голым прошел в ванную. Полилась вода. Иван Григорьевич собрал вещи сына в большой мусорный мешок и вынес его из квартиры. Когда вернулся, Арсений был уже в кухне и ел грибной суп прямо из кастрюли. |