Книга Мечта жизни, или Наследство отменяется, страница 46 – Алёна Александровна Комарова

Фейерверк действительно был красивый, богатый, разнообразный, красочный и громкий. В небе с оглушительным взрывом и грохотом разрывались огни, превращаясь в цветы, узоры, вспышки и водовороты.

Марта смотрела на небо. Ей нравилось. До определенного момента. Момент этот настал так резко и неожиданно.

Во рту пересохло, защипало, в животе закололо, как будто в нее попала подушечка с иголками. Такие она шила в школе в классе пятом – мешочек наполняли ватой или лоскутками, зашивали и втыкали в нее иголки, булавки, чтоб они не терялись и не кололись. Вот сейчас этот мешочек, непонятным образом оказался в ее желудке. В ушах запищало, так громко, что этот писк был громче, чем взрывы фейерверков. В глазах потемнело. Она пошатнулась. Руки разжались, и пьяный дядя Януш куда-то исчез, и она его уже не держала, а он ее тем более.

Марта пошатнулась и умерла…

Последнее, что она помнила это теплую воду, в которую она ушла с головой. Она же хотела пощупать температуру воды.

Вода теплая.

***

– Эх, Лешик, Лешик, вот это ты обложался, мышей не ловишь, а если б крыса в дом пришла? – в голос сам себе высказывался он – это ж надо было так опростоволоситься. Со всех сторон опасность, а ты двери не запираешь. Твоя же беспечность тебя и погубит – пообещал он сам себе и продолжил собирать листы бумаги с кровати, с тумбочки, со стола.

Он складывал их аккуратно в кипы, соединял скрепками, большими и маленькими, иногда зачитывался и одергивал себя, что времени нет на чтение и ностальгию. Опять складывал и упаковывал в огромную спортивную сумку, поверх одежды, футболок, куртки и кроссовок. Он придавливал кипы бумаги, они мялись.

– Эх, Лешик, ты вандал! Никогда ты не портил так записи. Кто позволил тебе так обращаться с листами. Есть мнение, что бумага все стерпит, но не такое же обращение.

Он увидел ее поздно. Она уже зашла в его дом. Он отлично видел ее в светлой комнате. Его комнате.

«Марта? Марта – внебрачная дочка Святослава Раславовича, – чего ей надо? – мысленно возмутился он, рассматривая ее в окно – Почему читает мои записи? Любопытная? Или любознательная? Или наивная? Наивно полагает, что так можно делать?»

Жалко ее. Но нельзя же так нагло совать свой нос в чужие дела. Как гласит русская народная поговорка: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали».

Вот так любопытная Марта может лишиться носа, здоровья, жизни.

Очень плохо, что из-за нее теперь придется бежать.

Опять бежать.

Всю жизнь в бегах.

Сколько можно?

А он-то думал, что Святослав Раславович обеспечил ему беззаботную жизнь. И никакая опасность уже не грозит. НИКТО его найдет. НИКТО ЗДЕСЬ его не найдет.

Но влезла эта девчонка!

Нельзя обижаться на нее! Она не виновата.

Он сам виноват. Сам. Он оставил дверь открытую. Вот и получай сам.

Если бы он знал, что она вздумает к нему прийти, то встретил бы ее в коридоре и дальше не впустил. Посидели бы, пообщались. Ее интересовала фотография, упавшая со стены. Он честно не знал, кто и когда мог ее уронить. Да и зачем ее ронять? Сама видимо соскользнула с гвоздика.

Вот угораздило ей прийти, когда он вышел из дома. Чего ей шампанского не пилось в обществе новых родственников, а также их родителей.

– Мальчишки и девчонки, а также их родители, – пропел он – действительно «Ералаш».

Да и он – хорош. Сидел бы в своем укрытии. И ничего бы не изменилось.