Книга Правила мести, или Смерть отменяется, страница 36 – Алёна Александровна Комарова

Интересно, почему она не посмотрела ему в лицо? Просто помотала головой, показав, что не нужно вмешиваться в скандалы.

Интересно, почему мысли только о ней?

Мысли были только о ней.

Что за мысли?

Он же решил подумать о чем-нибудь умном и нужном!

А это что? Умное или нужное?

Не умное. И тем более не нужно. Не нужно ему думать о ней.

Нужно думать о том, зачем он на самом деле устроился к ней на работу.

Вот это умное и нужное. Разве он забыл, насколько это важно? Конечно же, нет.

Такое нельзя забыть. Такое не забудешь, даже если очень сильно пожелаешь.

Прошло столько времени, а память не дает сбой, не дает отдыха от воспоминаний, не дает легко вздохнуть, не дает успокоиться.

Нужно найти. Найти и отомстить. Отомстить жестко, страшно и справедливо. Его мести не будет предела, не будет жалости и сочувствия. Он это давно решил. Решил и жил только этой мыслью. Никто не уйдет от наказания. Если случится так, то он даже не пожалеет и убьет. И это он давно решил. Не должен безнаказанно ходить по этой земле человек, который это совершил. Его девушка когда-то давно говорила, что все возвращается как бумеранг. Что если сделал человек добро, то когда-нибудь оно обязательно к нему вернется, особенно когда оно очень нужно. Точно так же и со злом. Вот только сейчас он думает, что есть на свете человек, к которому никак не может прийти наказание за совершенный проступок. И ему приходится искать его своими путями, прибегнув к хитрости, подделке документов, чтобы найти этого человека и наказать, отомстить. Одно плохо, что он не знает этого человека в лицо. Кто это? Настя?

В ее семью, в ее дом привела его дорожка жажды мести. Дорожка, выложенная из кирпичиков ненависти и залитая раствором злости. Он тяжело вздохнул и зло хмыкнул, вспоминая, как пришел к следователю Митронину, сидел на шатающемся скрипучем стуле, теребил что-то в руках и просил ввести в курс дела. Он толком не помнил, что врал лишь бы разговорить Митронина.

Он очень хорошо помнил, как тот не хотел с ним разговаривать.

Но Кирилл же сам виноват, он сам сделал ошибку. Очень много времени прошло. Очень много времени потерял Кирилл.

И не только времени. Он очень многое потерял в этой жизни.

К следователю нужно было идти до операции. Следователь даже не сразу понял о каком деле идет речь. Прошло много времени.

Да, надо было идти до операции. Раньше бы Митронин все рассказал. И скорей всего даже посочувствовал. Но разве кому-то нужно сочувствие? Нет, не нужно. Никому не нужно. Ему уж точно. Ему нужно было узнать результаты расследования. А результатов не было. А то, как продвигалось расследование и куда сдвинулось, Митронин не стал ему рассказывать.

— тайна следствия, — говорил Митронин— вы же понимаете какие в деле люди фигурируют? А так как вы не родственник, Кирилл Дмитриевич, то я вам не имею право что либо рассказывать. И вообще, я вас не вызывал, поэтому идите и занимайтесь своими делами.

— я так понимаю, что это дело с мертвой точки не собирается сдвигаться и плавно перекочует в «висяки» или глухарь? Как это у вас называется?

Митронин яростно взглянул на Кирилла и жестко ответил:

— на первый раз прощаю, сделаем вид, что вы не говорили, а я не слышал, но впредь предупреждаю, я при исполнении и при погонах и могу это расценить как оскорбление.