Книга Бег по раскаленному песку, страница 139 – Алёна Александровна Комарова

Получив заветную бумагу, он хотел порвать ее на глазах бюрократа и кинуть в морду слащаво улыбающейся кабинетной крысе, которая прятала пачку денег в свою туфлю, предварительно вытащив стельку.

Царев не порвал документ, бережно положил в папку и вышел из кабинета.

С тех пор прошло много лет, но осадок от поступка остался в душе, в сердце и пачкал руки воспоминанием о нем. Но Царев уяснил закон ведения бизнеса сразу и решил коррупцию не поддерживать. А как это сделать? Легко. Либо стать единовластным хозяином строительного бизнеса, брать все заказы на себя и не впускать конкурентов. Либо стать хозяином города. Ни тот ни другой путь ему не нравился, но он сделал все, чтобы стать человеком, к которому стали обращаться бюрократы за разрешением, бизнесмены за советом, бабушки за помощью, а детишки за конфетами.

И всему этому было одно название – авторитет. С большой буквы этого слова, с большой буквы этого смысла.

Но чтобы плен был реальным, осязаемым, человеческим и выкупать сестру из плена в мирном городке, такого он не слышал.

– Где ваша сестра, Анжелика Валерьевна?

– В плену, – повторила девушка – у пиратов.

– Африка?

– Сомали, – подтвердила Лика.

– К сожалению, здесь я вам не смогу помочь, мой авторитет заканчивается за границами этого города.

На столе хозяина кабинета заговорил аппарат голоском секретаря Анны:

– Константин Константинович, пришел Самсонов.

– Пусть заходит – разрешил Царев, меняясь в лице с сочувственного человека, на грозно настроенного начальника строительной фирмы.

В кабинет проскользнул Борис Самсонов, поздоровался и растерялся, увидев Лику.

– Смотрю, тебе представлять гостей не надо, племяшка, – жестко заметил Царев.

– Я… встречались… да… я знаком – заикаясь от страха, пытался сформировать предложение Борис.

Раньше он напоминал Лике зверька хорька, готового в любую минуту напасть на зайчонка и утащить в свою нору, теперь сам напоминал трусливого зайца, прижавшего ушки к голове, при встрече с царем зверей львом, понимающего, что спрятаться в норке не успеет.

Царев ненавидел хищных хорьков и трусливых зайцев, глядя в упор, жестко говорил, на каждом слове повышая тон:

– И при встрече с Анжеликой Валерьевной, обсуждал слияние ее фирмы в мою. За моей спиной. Без моего ведома! Оклеветал мое имя! Угрожал беззащитной девушке! Проворачивал делишки! Грязные! Подлец и негодяй! Тебе придется за все это ответить!

– Дядя, я же для семьи старался – стал оправдываться Борис.

– Для семьи?! – грозно вскричал Царев – Для семьи старался только Я! Слышишь, молокосос? Я делал все для семьи. Работал. Зарабатывал. Крутился. Выкручивался. Но… всегда… слышишь? всегда… честно… Я делал свое имя, делал авторитет имени, ненавидел коррупцию и помогал бедным. А ты? Ты решил устроить мне такую славу, что вовек не отмоюсь. Один раз в жизни дал взятку, а потом ненавидел себя и свои грязные руки. До сих пор ругаю себя за тот день. Была б моя воля, прожил бы его по-другому. А ты оклеветал меня. Плохо я тебя воспитывал. Не понял ты истину. Истина в совести и законе. В человеческом законе. Знаешь, в чем он заключается? Не знаешь, а должен был. Человеческий закон в прямом взгляде «глаза в глаза».

Владимир поднялся с дивана, потянул Лику за руку и неторопливо попрощался с хозяином кабинета: