Онлайн книга «В кривом зеркале»
|
На выставке картин. Месяц спустя — Я бы так ни за что не смог! Даже под прицелом, честное слово! — И вам здравствуйте! Константин улыбнулся: полковник пребывал в своем репертуаре. И никакие служебно-природные катаклизмы не изменят его привычек. Вздохнул: нам бы подобную стабильность, а то… — Как отдохнулось? — Отдыхать, не работать, особенно в сложившихся обстоятельствах. — Твоя правда. Нет, ты только посмотри, как живая! Ни дать, ни взять — настоящая писаная красавица! Эх, мне б такую! Да лет двадцать назад… — полковник закатил глаза. И тут же отвернулся от шедевра — мимо профланировала супруга, недовольно стрельнувшая заплывшими глазками по неожиданной конкурентке. — Шучу, милая! — Я тебе пошучу, козел старый! — Тс-с-с… постыдилась бы идиотом кормильца выставлять. Константин снова улыбнулся и прошел вперед — милые бранятся, только тешатся — святая, тысячекратно проверенная истина. Он дал возможность шефу дойти до перемирия и переключился на картины. Выставка Франца Собесского открылась в столице чуть более недели назад. Наплыв посетителей схлынул, что определило место встречи находящихся на нелегальном положении неудачников. «А ведь парень талантище! — не уставал удивляться Константин. — И как это я сразу не разглядел? Ведь сто раз мимо его работ в павильоне проходил. Но даже не удосужился проникнуться. Возьмем хотя бы портрет матери…» С полотна смотрела уставшая от жизни и невзгод женщина. Скорбные складки у губ. Потухший взгляд. Опущенные плечи. Тонкие, чуть узловатые пальцы, казалось, обреченно теребили кисти дорогой персидской шали. Мелодия безвозвратно ушедшей любви звучала из глубины знакомой Константину комнаты. Распахнутые французские окна. Картины на стенах. Старый свечной огарок. Рюмка, накрытая куском черного хлеба… И кто сказал, что Собесский отправил мать в дом инвалидов? — И кто этой белиберде поверил? Вопрос относился к категории риторических. В этом странном, донельзя запутанном деле успели накуролесить все, кто имел к нему хоть какое-то отношение: и пропавший, и заявители, и свидетели, и сыщики. И еще много людей и обстоятельств, трудно поддающихся классификации. — Не иначе, проделки нечистого, — в который раз попытался списать собственные промахи на провидение Константин. — Не обольщайтесь, мой друг, — рядом присел полковник, — но я все равно соскучился. — Взаимно. И это была абсолютная правда: за две с половиной недели отсутствия майор успел истосковаться по привычной работе в такой степени, что готов был по первому свистку отправиться на поиски потерянной коляски, исчезнувшей канарейки и даже фактов прелюбодеяния не в меру расшалившегося супруга. Последнее сопровождалось «даже» не просто так — сыщик и сам все еще относился к указанной категории. И ничего не мог с собой поделать. Ну несло его налево с невиданной силой. И как несло! Девочки, девушки, девицы, женщины, дамочки и прочие категории представительниц слабого пола влекли его, как влекла затерявшегося в пустыне странника замаячившая на горизонте речная заводь. Он мчался на зов, подняв все имеющиеся и не имеющиеся паруса. Совершал большие и малые подвиги, сопровождал их большими и очень большими глупостями. Бросался, очертя голову, в омуты фонтанирующей страсти. Опускался на самые глубины. Извлекал возможные и невозможные удовольствия. Брал и отдавал. Снова отдавал и снова брал. Восхищал и восхищался. Сводил с ума и на равных сопровождал жертву в ее сумасшествии… |