Книга Ребе едет в отпуск, страница 88 – Гарри Кемельман

— Тогда почему бы нам не попить кофе на террасе? Там так тепло, такой дивный воздух! — Она распахнула дверь на улицу и остановилась на пороге с чашкой в руке.

— Дует ветер с моря, это запах океана.

— Весна в Новой Англии… Хьюго, я никогда так ей не наслаждалась.

— Ну, Дарлингтон был фабричным городом, и весна там пахла дымом и серой.

— Ага… Ах, Хьюго, я так рада, что мы остаемся. Я боялась, что ты заупрямишься.

— Минуту, Бетти. — Он принес свою чашку и сел рядом с ней в кресло на террасе. — Я не изменил решения, я просто сказал, что рад буду остаться, если ребе Смолл не вернется.

— Но ты говорил…

— Сегодняшнее собрание? Они решают, нужен ли я им, если ребе Смолл не вернется.

— То есть Дрекслер сказал тебе, что им нужен Смолл, а ты — просто запасной вариант?

Он отпил кофе.

— Нет, мне кажется, будь мы с ним на равных, выбрали бы меня. Но официально это его место.

— Это они так считают или ты?

— Это я так считаю, — буркнул ребе. — Я не собираюсь отнимать у человека место.

Жена прикусила губу, чтобы удержать сердитые слова, которые так и рвались наружу. Она знала, как реагирует ее муж на возражения, если заупрямится. Затем ее лиг прояснилось, и она улыбнулась.

— Ведь эта работа для тебя совсем легкая, верно?

— Это просто отдых. Я все думал, почему здесь куда лучше, чем в Дарлингтоне? Думаю, дело еще и в деньгах. Доходы раввина зависят от общины, вернее, от совета, он считается работником на жалованьи. Так как платят ему только члены совета, то у них, образно говоря, и кнут в руке, и совершенно естественно, что иногда этим кнутом хочется щелкнуть. Но они знают, что я-то на пенсии и не нуждаюсь в их деньгах. Поэтому положение мое несколько иное.

— О, не думаю, что дело только в этом. Просто они более приятные люди, чем община в Дарлингтоне.

Ребе покачал головой.

— Тут я с тобой не согласен. Эти люди состоятельнее, но свое положение они укрепили за последние десять — двенадцать лет, и только. Те прелестные домики, в которых мы с тобой бываем, заложены и перезаложены. И вообще я замечаю здесь признаки непорядочности, чего не было в Дарлингтоне. К примеру, то, что ребе Смолл не получает жалованья, пока он в Израиле.

— Да, но ты сказал, что так решил он сам.

Ребе Дойч кивнул.

— Так мне сказали. Но ты же знаешь, как бывает: человека загоняют в угол, и у него не остается выбора. Правильней было бы вообще об этом не говорить, а посылать ему чеки.

— И это тебя беспокоит? Поэтому ты не хочешь принять их предложение?

— Нет, за себя я не беспокоюсь, мне жаль бедного Смолла. Может, это с моей стороны неприлично, но я наслаждаюсь ситуацией. Видишь ли, сейчас у меня есть преимущество: я в них не нуждаюсь. Денег нам хватает, карьерой я не озабочен. Сколько я здесь пробуду, если останусь, — три года? Пять? Семь? Это в лучшем случае. Ты заметила, пока я здесь работаю, я ни разу ни с кем не ссорился, как это бывало каждую неделю в Дарлингтоне. Они знают, что если я займу какую-то позицию, то буду ее придерживаться.

— Но ты не так часто занимаешь здесь какую-то позицию, — заметила жена.

— Верно. Поскольку эта работа для меня временная, мне не надо во все встревать, как в Дарлингтоне. Там, если возникала малейшая проблема, я спешил ее решить, не потому, что она была важной, а потому, что она могла разрастись в большую. Здесь мне все равно, перерастет ли она в кризис, я вполне способен с ней справиться. Помнишь мистера Слонимского из Дарлингтона?