
Онлайн книга «В субботу рабби остался голодным»
— Ну, мы-то верим в судьбу. — Наверное, все в нее верят в какой-то степени. — Нет, я имею в виду, что мы верим в нее не так, как вы, христиане. Все ваши догматы — что Бог все видит, что можно отвратить несчастье молитвой, — все это подразумевает, что если человек неудачник, то он это заслужил. А мы верим в судьбу. То есть верим в то, что неудачником может быть несомненно хороший человек и наоборот. Это один из уроков, который мы вынесли из Книги Иова. Так вот, я не совсем уверен, что это было чистое везение. Весь этот случай нес на себе отпечаток нашего праздника. Наверное, сам того не сознавая, я много думал об отношениях между Хиршем и Сайксом, о том, зачем бы Сайксу его покрывать. И именно поэтому мне так мгновенно пришло в голову объяснение, когда я увидел дату на наклейке из мастерской. Видите ли, передо мной была полная картина этого злодеяния во время нашей службы в Йом-Кипур. — Каким это образом? — Дело в том, что в древнем Израиле первосвященник в этот день отбирал и приносил в жертву козла отпущения. Часть службы была посвящена этой церемонии. И это было темой моей проповеди. В ней я упомянул о жертвоприношении Авраама — это отрывок из Торы, который читают в день Нового года, в начале Десяти дней искупления, кульминацией которых является Йом-Кипур. И именно в этом была суть ситуации, которая сложилась в Годдардовской лаборатории. Несмотря на свою оторванность от еврейской общины, Хирш все же сыграл роль, которая в прошлом слишком часто выпадала на долю евреев. — Вы имеете в виду… — Я имею в виду роль козла отпущения. Должно быть, само его имя навело меня на эту мысль. Лэниган был озадачен. — Хирш? Рабби грустно улыбнулся. — Нет, Айзек[45]. Глава XXXIX Рабби Смолл расхаживал взад и вперед по гостиной. Он репетировал ханукальную[46]проповедь, время от времени поглядывая на аудиторию — своего маленького сына, надежно втиснутого в угол дивана. Один раз он прервал свою речь, чтобы крикнуть Мириам, которая возилась на кухне: — Ты знаешь, дорогая, он следит за мной! Честное слово, он сосредоточенно за мной наблюдает! — Да он целыми днями только это и делает. — …Так что чудо со светильником мы должны рассматривать не только как пример вмешательства высших сил… Ребенок скривился. — Тебе не нравится? Я и сам не очень-то в восторге. А что, если сказать: «Нас слишком тянет к чудесам…»? Ребенок захныкал. — А если так: «Настоящее чудо Хануки заключается не в том, что масло в светильнике горело восемь дней вместо одного, а в том, что крошечный народ бросил вызов власти могущественной Греции…» Ребенок завопил. — Нет? Младенец на мгновение замолк, а затем — с красным и исказившимся лицом — снова заорал во всю мочь. — Что, и так плохо? В дверях появилась Мириам. — Он хочет есть. Я его покормлю. — Покорми, — сказал рабби. — Когда он поест, я снова на нем потренируюсь. Может быть, на полный желудок он будет воспринимать лучше. — Даже не думай. После кормления он будет спать. Правда, Джонатан? — Мириам взяла ребенка на руки, и он стал затихать — крик перешел в неопределенное хныканье, а потом и вовсе прекратился. — Кроме того, к тебе, кажется, гость. Это был Мозес Горальский. Рабби увидел в окно, как водитель помогает старику выйти из машины. От дальнейшей помощи он отказался и, держась за перила, сам поднялся по ступенькам. |