Книга В воскресенье рабби остался дома, страница 92 – Гарри Кемельман

— Ей-Богу, мы их заставим! — сказал Пафф.

— С каких это пор ты так сильно любишь рабби? — спросил Аронс.

— Я его не люблю, — огрызнулся Пафф. — Никогда не любил и никогда не буду. Но ты не уловил суть.

— Какую еще суть? Они собираются уволить его.

— Они собираются попытаться уволить его, ты хочешь сказать, — поправил Пафф.

— Но у них большинство.

— Да, — сказал Пафф, — и там мы проиграем. Но увольнение рабби, который служит конгрегации уже шесть лет, которого уважает христианская община, — этот вопрос не должен решаться только одним правлением. Это касается всех. Так вот, я не знаю, сколько у рабби сторонников, но я знаю, что намного тяжелее уволить кого-то, чем позволить ему остаться. Никому не нравится увольнять.

— Ну и?

— И в этой ситуации у нас есть шанс победить. А если мы победим и рабби останется, мы здорово выигрываем. Одно дело, когда мы выступаем против них, — нас они просто забаллотируют; но когда выступает он, то обычно ссылается на религиозные законы или еврейскую традицию, и стоит на своем, пока они не уступят.

Эдельштейн улыбнулся. Каллен кивнул в знак согласия. Аронс сказал:

— Классная идея, Мейер.

Целую неделю семья Смоллов чистила, мыла и застилала полки и буфеты, как и положено готовиться к Песаху. Рабби помогал, как мог, и, стоя на шаткой лестнице, передавал Мириам хранившиеся на самой верхней полке буфета тарелки и столовые приборы, которыми пользовались только во время пасхальной недели. Основная часть работы досталась, естественно, Мириам, и в этом году ей было труднее, потому что Джонатан уже всюду ходил за ней, путался под ногами и постоянно требовал внимания. Но, наконец, вечером в субботу они закончили. Пока Мириам блаженствовала на кушетке в гостиной, рабби занимался символическим поиском хомеца — крошек квасного^[37], специально оставленных повсюду, чтобы найти их при свечах и смести пером на деревянную ложку, которую сожгут наутро. Джонатан следовал за ним по пятам.

— Хочешь, чтобы я забрала у тебя Джонатана, Дэвид? — крикнула Мириам, совершенно не рассчитывая, что ее предложение будет принято.

— О, нет. Я всегда помогал своему отцу искать хомец, когда был маленьким. Дети любят это. Ты не помнишь, куда я поставил свечу? Не беспокойся, я уже нашел.

Он прочел вслух благословение: «Благословен Ты, Господь Бог наш… повелевший нам уничтожать хомец», и затем, в мерцающем свете свечи, смел с полки заранее припрятанные крошки квасного, завернул в кусочек ткани и отложил в сторону. Малыш наблюдал за ним широко открытыми глазами. Рабби произнес древнюю формулу: «Весь хомец и закваска, находящиеся в моем владении, которые я не нашел и не уничтожил, пусть считаются упраздненными и никому не принадлежащими, подобными праху земли».

— Завтра, — сказал он Джонатану, — ты посмотришь, как мы сожжем его. — Затем он позвал жену и попросил, чтобы она уложила ребенка спать. Мистер Эпштейн мог прийти в любой момент.

Рабби покачал головой.

— Сожалею, мистер Эпштейн. Я знаю, что у вас добрые намерения, но думаю, что вы совершаете серьезную ошибку…

— Я не понимаю, рабби. Мы хотели помочь Алану Дженкинсу наилучшим образом. Мы все втянуты в это дело. Его пригласила моя Диди, и все дети, которые были там, — это наши дети.

— Тогда почему вы не штурмуете тюрьму?