Книга В понедельник рабби сбежал, страница 73 – Гарри Кемельман

— А сейчас есть что-нибудь из новых? — нетерпеливо спросил Рой.

— Вот прямо сейчас нет. Как скоро вы ее хотите? Сколько собираетесь потратить? Модель?

Обсуждали, в основном, Рой и Мимавет, иногда вставлял замечание Дэн Стедман — достоинства «фиатов» и «пежо», «рено» и «фольксвагенов», их мощность, экономичность, цену и стоимость перепродажи. Наконец Мимавет сказал:

— Думаю, я знаю, что вы хотите, и знаю, где есть машина именно для вас. Приходите сегодня в семь вечера, у меня будет то, что вас интересует.

— Почему вы так уверены? — спросил Дэн.

— Когда занимаешься этим делом столько, сколько я, мой друг, знаешь своих заказчиков.

— У вас раньше было автомобильное агентство? — спросил рабби, которого заинтересовал этот странный человек и его грубоватые манеры. — Или вы и начинали как брокер?

Мимавет скорчил гримасу.

— Я приехал в эту страну без копейки денег, без друзей и без родственников, которые могли бы помочь. У меня было только то, что надето на мне, одни лохмотья. Я разбирался в машинах, точнее, в двигателях внутреннего сгорания. И если бы был здоров, стал бы автомехаником. Но я был больной, можно сказать, только что восставший из мертвых…

— Что вы имеете в виду — восставший из мертвых? Тогда ваше имя…

— Правильно. Мимавет означает «от смерти». Здешнее правительство ужасно хочет, чтобы вы сменили свое имя на ивритское. Платите лиру, заполняете бланк, и дело сделано. Так зачем было и дальше носить имя, которое дал моему деду или прадеду какой-то казак, когда за лиру я могу изменить его на что-то, имеющее смысл. Я восстал из мертвых и взял себе имя Мимавет.

Он засмеялся хриплым булькающим смехом, довольный произведенным на посетителей впечатлением.

— Вы хотите сказать, что были так больны? — настаивал рабби.

— Нет, я хочу сказать, что русские — да перестанет светить на них солнце — приняли меня за мертвого. То, что на самом деле искра не погасла, — маловажная деталь, которую они проглядели. Это национальное свойство русских — да родятся у них только девочки — не обращать внимания на мелочи. Их машины часто не работают потому, что они не могут заниматься мелочами вроде смазки или замены мелких деталей, которые выходят из строя. Как они говорят, это мелочи, а машина большая. Официально я был мертв.

— Это было во время войны? — спросил Стедман, загоревшись.

— Во время второй мировой. Поскольку я оказался в неправильном месте в неправильное время, я попал в концентрационный лагерь. В основном там были поляки и несколько русских. Я был единственным евреем.

Его голос внезапно стал сухим и наставительным как у профессора, читающего лекцию. Он говорил на идиш.

— Немцы рациональны. Когда им поручают проявить жестокость, они делают это рационально. А русский нерационален. В большинстве случаев его жестокость просто следствие небрежности и нерациональности. Он просто забывает о маловажных деталях вроде еды, одежды и крова, необходимых, чтобы пережить русскую зиму.

Я был образованный человек, инженер-механик, таких там было немного. И все же меня поставили на черную, неквалифицированную работу на открытом воздухе. За первый месяц я потерял пятьдесят фунтов. Единственное, что меня поддерживало, — я знал, что нас должен посетить лагерный врач. Он проверял здоровье заключенных, и именно он решал, кого в какую команду пошлют, в помещении или на улице, или, что хуже всего, в лесную команду. Наш врач был еврей.