Книга Дело о бурных водах, страница 4 – Игорь Евдокимов

— Думаете, дельце по вашей части, Votre Excellence^[2]? — уточнил слуга.

— Никогда нельзя исключать злонамеренных козней обычного человека, — покачал головой Корсаков. — Хотя следы вокруг могилы наводят на нехорошие мысли.

— Да?

— Земля размокла, поэтому утверждать наверняка не берусь, но видится мне, что тут работали не лопатой, а голыми руками, — мрачно констатировал Василий Александрович.

— Sacrebleu!^[3]— воскликнул Жозеф и машинально схватился за грудь. Там, куда попала офицерская пуля двенадцать лет назад.

— Не важно, сам Генрих Радке поднялся из могилы, или его гроб извлек кто-то из живущих, добра Надежде Михайловны ждать не стоит, — продолжил размышлять Корсаков. — Скажи, Жозеф, что ты думаешь о вдове?

— Что я думаю или что мне удалось выяснить, Excellence? — усмехнулся слуга.

— И то, и другое. Пойдем к экипажу, расскажешь по дороге. Нечего нам здесь мокнуть, — и, подавая пример, сам двинулся к выходу.

— Как скажете, — Жозеф поспешил за ним. — Соседи и знакомые, конечно же, судачат, что супруга помогла господину Радке отправиться на тот свет. Однако, вопреки ожиданиям, общее отношение к ней скорее сочувственное, а не осуждающее. Не очень похоже на обычную «веселую вдову».

— Генрих Радке никому не нравился, так?

— Именно! О покойных плохо говорить не принято, но работников он, как это художественно говориться у вас, драл в… Эти… Которые у коня…

Он осекся, пытаясь вспомнить необходимое слово, и пару раз вяло взмахнул рукой.

— В хвост и в гриву, — подсказал Корсаков.

— Истинно так, Excellence, — обрадовался слуга. — Те, кто осмеливался выступать против него, таинственным образом исчезали. Женитьба характер тоже не исправила. Тем более, что брак для него не первый. Надежда стала чем-то вроде военного трофея на склоне лет. И бедняжку он третировал ужасно.

— То есть считаешь, что вдова Радке нам солгала, утверждая, что не имела отношения к смерти мужа?

— Я ничего не считаю, Excellence, я просто говорю, что удалось вызнать, — пожал плечами Жозеф.

Они достигли экипажа, ждавшего их у церковной ограды. Слуга распахнул дверцу и помог Корсакову забраться внутрь, в относительные тепло и сухость кареты.

— Куда прикажете?

— Помниться, по дороге от дома Радке на кладбище мы проезжали мимо аптеки Гельфмана. Правь туда.

— Будет сделано, — невзирая на капризы погоды, Жозеф вскочил на козлы и взялся за поводья.

***

В помещении аптеки творился сущий пандемониум. Всюду сновали многочисленные дети и внуки Гельфмана, собирая и пакуя препараты, порошки, микстуры, склянки и прочую медицинскую утварь. Сам хозяин аптеки устроился на высоком табурете в уголке, регулярно отдавая весьма дельные, на его взгляд, команды и наставления.

— Вы переезжаете? — поинтересовался Корсаков, вежливо постучав о дверной косяк набалдашником трости.

— Чтобы старый Гельфман да куда-то переехал? Вы-таки в своем уме, Василий Александрович? Нет, дорогой мой, этот дом я покину только вперед ногами!

— Тогда к чему весь этот переполох?

— А вы в окно выглядывали? Хотя что же это я спрашиваю, вы только что с улицы! В такую погоду самонадеянность опасна, молодой человек. Поэтому пусть пока мои драгоценные лекарства поживут пару дней со мной на втором этаже.

— Думаете, будет наводнение? Полно вам, Гельфман, вы как будто не прожили в Петербурге 60 лет! Это обычная ноябрьская непогода.