Книга Дело о бурных водах, страница 2 – Игорь Евдокимов

— Значит, вы и есть знаменитый Корсаков, о котором мы столько наслышаны?

— В мое время было принято представляться прежде, чем начинать разговор, — ровным монотонным голосом ответил Василий Александрович. Смотрел он только на хозяйку, не удостаивая подпоручика взглядом.

— Да вы хоть знаете, кто… — вспылил гвардеец.

— В том числе и затем, чтобы избегать подобных вопросов, — адресовал ему едкий комментарий Корсаков. — И по вашим манерам знаю я достаточно, чтобы предположить, что вы не ровня тем офицерам Семеновского полка, с кем я имел честь служить в двенадцатом году. А посему — умерьте пыл и позвольте говорить хозяйке дома.

Подпоручик распахнул было рот, но девушка оборвала его:

— Никита, Василий Александрович прав. Простите его, господин Корсаков, он, как и я, очень подавлен произошедшими событиями. Меня зовут Надежда Михайловна Радке. Это мой друг и доверенное лицо, подпоручик Никита Георгиевич Панютин. Я очень благодарна, что вы откликнулись на мое письмо в столь краткий срок. Прошу, садитесь.

Жозеф молча взял один из стульев и поставил его так, чтобы Корсаков мог видеть обоих собеседников. Когда Василий Александрович занял свое место, слуга истуканом встал у него за спиной.

— Слуга у вас немой? — вновь невпопад спросил Панютин.

— Нет, просто Жозеф знает, когда мужчине пристало молчать, — парировал Корсаков.

— Жозеф? Вы держите при себе француза?

— Двенадцать лет назад он был ранен и брошен умирать своими соотечественниками за попытку остановить резню в деревне недалеко от моей усадьбы, — спокойно объяснил Василий Александрович. — Думаю, это рекомендует его наилучшим образом.

Корсаков не стал уточнять, для чего французы планировали сжечь деревню. И на какие цели собирались пустить кровь и тела принесенных в жертву жителей, пока не подоспел он сам с гусарами и партизанами.

— Конечно, Василий Александрович, — снова заговорила хозяйка.

— Итак, вы написали, что нуждаетесь в моей помощи, но при этом умолчали о подробностях, — обратился к ней Корсаков. — Я бы хотел их услышать, если вас не затруднит.

— Да-да, — закивала Надежда Михайловна, нервно сглотнув. — Вчера я получила письмо, которое наполнило мою душу ужасом.

Радке бросила испуганный взгляд на каминную полку. Повинуясь жесту Корсакова, Жозеф подошел к камину и вернулся к хозяину, держа в руках сложенный пополам лист желтоватой бумаги. Василий Александрович развернул его и прочитал в слух:

— «Дорогая супруга моя, Надежда Михайловна. Ждите меня к обеду 7-го числа сего месяца. Всегда ваш, Г.»

— Генрих, мой муж, — пояснила хозяйка.

— И что в этом необычного? — предпочел спросить Корсаков, хотя уже догадывался об ответе, глядя на траурное платье.

— Он мертв, Василий Александрович, — шелестящим шепотом сказала Надежда Михайловна. — Генрих умер две недели назад и похоронен на Смоленском кладбище.

Она задрожала, как от озноба. Панютин сделал попытку подняться, но в комнату уже влетела миниатюрная пожилая женщина. В руках она держала теплый пуховый платок, которым и укрыла с материнской заботой плечи Надежды Михайловны. Из скорости ее появления Корсаков сделал вывод, что на протяжении всего разговора женщина стояла рядом с дверью.

— Аксинья, моя нянька, заботится обо мне с детства, — пояснила Радке.

— Вы уверены, что это не чей-то розыгрыш в дурном вкусе? — спросил Василий Александрович.