Онлайн книга «Смерть в губернской гимназии»
|
– А что за мужики такие, нехорошие? – продолжил расспросы Черкасов. – Да не знаю. С виду вроде приличные, не оборванцы, но на рожи взглянешь – перекреститься захочется. Я уж встал, как есть, в калитке, говорю – не пущу, шли бы вы отседова. А тут выходит Николай Михалыч, говорит – пусти. Я ему – как же я пущу-то, вы на них гляньте, вашбродь! А он меня дураком обозвал, говорит – то знакомцы мои, пусти. Вот так вот. – И часто они ходили? – Да, нет! Раза три-четыре всего и видел. – А вчера? – Нет, вчера не приходили. – И рядом не крутились? – Нет, что вы, я б заметил, у меня тут даже муха без спроса не пролетит, уж улицу свою я знаю. – А вчера что Николай Михайлович весь день делал? – Эт не скажу, я ж все во дворе больше, так что что он там дома делал не знаю. Забегал к нему днем паренек какой-то, с запиской. Сам Николай Михалыч сидел весь день у себя, а ближе к вечеру, как солнце уже садиться начало, выходит, весь разодетый, такой. Извозчик его уже ждал у ворот. Николай Михалыч сел и уехал. Я уж не стал спрашивать, куда – отучился. А то пару раз, вишь, пытался, да по шапке получил. С тех пор и не видал. – А что за паренек? – Да не знаю. Говорит: «Дяденька, а здесь учитель Нехотейский живет? Меня записку ему передать послали». Безобидный малец. Я позвал слугу учительского, тот забрал записку и унес наверх. Больше ничего не знаю. – А на записке не было указано, от кого она? И была ли она запечатана? – Нет, ничего не написано, и печатей никаких не было. Так, сложенный пополам лист. – Спасибо за помощь! А звать-то тебя как? – Василием, вашбродь, Семенов сын я. – Спасибо еще раз! Если вспомнишь еще чего – найди меня в 1-ой части, а если я уйду куда-то – оставь весточку. Спроси Черкасова, Константина Алексеевича. – Будьсделано! – браво отрапортовал дворник. Гороховский, к этому времени, закончил допрос кухарки, и, судя по взглядам, которые на него кидала баба, оставил о себе неизгладимые впечатления. Ничего толкового, к сожалению, она добавить к рассказу дворника не смогла – да, барин был грубый, капризный, скаредный, и пропадал иногда ночами. Дальше настал черед слуги. Парня звали Дмитрием. От Черкасова не укрылись его хитрые, бегающие глаза и некоторая развязность манер. Константин опять отметил про себя, что парень не похож на слугу в учительском доме. Голос у Дмитрия оказался на удивление басовитым. – Чем вчера Николай Михайлович занимался? – Да ничем таким особенным. Они-с проснулись поздно, когда уже совсем рассвело. Потребовали завтрак. Манька-то уже сготовила, я просто поднял и стол накрыл. – Манька – это кухарка? – Она самая. – Хорошо. А дальше? – А дальше они-с работали. Закрылись в кабинете, велели не беспокоить. – А ты? – А мне сказали: «Не беспокоить», я и не беспокоил. – А как же записка? – Какая записка? – притворно удивился Дмитрий. – Которую ты у мальчишки забрал, когда тебя дворник кликнул. – Ах, это! Да-с, забрал. – И? – Что «и», ваше благородие? –И что дальше с запиской? – Гороховский, доселе по привычке молчавший, начал терять терпение. – Мне из тебя клещами слова вытягивать? – Отдал Николаю Михайловичу, – пробасил Дмитрий и замолчал. Константину хотелось зарычать. – А он что? – Прочел, думаю. Он, как записку забрал, сразу меня отпустил. – Ты не видел, как он ее читал? |