Онлайн книга «Незакадычные друзья»
|
– Мелик Артурович Ованесян! – Р-р-р! – Выдан московским паспортным столом. Понимаете, в чем тут дело? Любушкин шумно задышал. – Ну?! – Мелик Артурович Ованесян, – задумчиво повторил Малахов. – С арийскими чертами лица. Блондин. Глаза серые. Ованесян. Ха! – Н-н-н… ну и что? – немного спокойнее сказал Любушкин. – А у самого акцент немецкий. Ну, может скандинавский. Мелик Артурович он, как же! – Ну, подлинность паспорта проверим. Слушай, выплюнь червя, а? – А? – встрепенулся Малахов. – Какого червя? Где? Он вытащил изо рта измочаленную завязку и аккуратно положил ее в картонную коробку из-под скрепок, которая служила ему органайзером. – Я тут им очную ставку с этой медсестрой устроил, – доверительно сказал он… – Так она как его увидела… – Ну? – Нет, тетка она, конечно, что кремень, – с уважением сказал Малахов. – Она только на пару секунд растерялась. Их тут Курлыкин немного на цифровую камеру поснимал. Показать? Любушкину нисколько не хотелось проявлять любопытство. – Да вообще-то… – ну ладно. Показывай, что тут у вас, – снисходительно разрешил он. Малахов удовлетворенно что-то пробормотал и включил компьютер: – Вот! – воскликнул он и подвинулся. На экране показалась похудевшая и мрачная «медсестра» Она вошла в кабинет, сосредоточенно глядя перед собой и поджав губы. Задержанный мужчина, которого привезли после попытки проникновения в квартиру гражданки Громовой Ирины Матвеевны, сидел к ней боком, перед столом Малахова и что-то ему говорил. Вот он оглянулся на вошедшую женщину. Его лица не было видно, потому что он повернулся затылком к снимавшему Курлыкину. Зато отлично было видно лицо «медсестры», на котором моментально вспыхнули такие сильные чувства, что Любушкин растеряно моргнул. – Видите, какое у нее изумление? – спросил Малахов, остановив изображение. – Разочарование, – поправил его Любушкин. – Изумленное разочарование, – согласился Малахов и снова нажал на воспроизведение. «Медсестра» раскрыла рот и страстно выкрикнула: – На! И, как кукла, у которой кончился завод, снова погасла, повесив голову и тихо договорила: – На фига вы меня сюда привели? Мужчина, пожав плечами, снова повернулся к Малахову и стал ему что-то говорить. – Слышали? А? Слышали? – А что я должен быть слышать? – осторожно поинтересовался Любушкин. – Как она сказала «На»?! – возбужденно крикнул Малахов. – Слышал. Конечно, слышал, – поспешно сказал Любушкин и отодвинулся от Малахова. – Это она начала говорить «Nein»! А потом спохватилась, и притворилась, будто она хотела сказать «На фига». Слышали? Любушкин придвинулся обратно к Малахову и покивал головой. – А слышали, как она это сказала? – Как-то странно, – согласился Любушкин и попросил: – А ну-ка, прокрути еще раз. Малахов прокрутил. – Она сказала «на фИга»! А надо говорить «На фигА?»! – обрадовался Любушкин. – А почему она так говорит? – поднял палец Малахов. – Почему она так говорит? – эхом повторил Любушкин. – Потому что русский язык ей не родной! – торжествующе выкрикнул Малахов. – И участковый, который этого Ованесяна привез, говорит, что пока тот в себя приходил и был вроде как без сознания, по-немецки чесал, как заведенный. И никакой он не Ованесян! – А какой-нибудь Рихтер или Шикльгрубер, – проявил неожиданную смекалку Любушкин. – Но погоди, а он-то на нее отреагировал? |