Книга Идентичность Лауры, страница 35 – Ольга Владимировна Маркович

Я занял флигель с отдельным входом. Лесенка к моей двери тянулась по фасаду металлической хлипкой змейкой. Нижний этаж бабушка сдавала экспатам, и именно это, а не огород, составляло основную часть ее дохода. Сейчас на первом этаже пристройки жила чета русских: девочка с куцыми дредами и худенький мальчик в круглых очках. Парочки этой почти не было видно и слышно. На втором этаже флигеля находилась просторная комната со скошенной крышей, точно французская мансарда. Когда я только приехал, ба использовала ее как склад. Мне пришлось самостоятельно закрасить стены белой краской и выложить душевую плиткой, чтобы там можно было жить. Кроме кровати, шкафа с реечными дверцами, напоминающими жалюзи, стола, стула и мишени для дартса ничего у меня не было. Поэтому разбросанные кругом вещи сильно портили картину минималистичного интерьера. Обычно я все-таки успеваю добираться до шкафа.

Так вот, я вяло прохаживался по комнате, нагибаясь то за майкой, то за шортами, то за трусами. Джесс щебетала на другом конце трубки тоном, не готовым к отказам:

— Игра будет двое на двое. А то эти засранцы повадились ходить без меня. Говорят, они друг другу достойные противники. А вот я плохо подаю, и им со мной не интересно. Да и в таком раскладе всегда кто-то один сидит на скамейке запасных и ждет своей очереди. А ты, Рамзи, самое то. Как говорится, для баланса!

— Да, помню. Твой муж сказал, что я подойду, — усмехнулся я. Еще в день первой встречи я отметил, как быстро Гиг «оценил» мою спортивную подготовку.

— Ага, — даже не попыталась смягчить удар по моему самолюбию Джесс.

Может, мне и нравилось в ней то, что она никогда ничего не смягчала.

— Так через час, в девять, на корте в форте? На корте в форте! Почти стишок вышел, — озорно повторила Джесс и добавила: — Успеешь?

— Постараюсь! — крикнул я, уже заступая ногой в душевую и включая воду. Тоненький голосок Джесс утонул в струях, бьющих в плиточный пол из смесителя. Закрыв глаза, я подставил лицо под покалывающие водяные иглы. Стоял долго, пока не привык и не перестал щуриться. Секунды слились в минуты. Задержав дыхание, я то ли заснул, то ли отлетел в иные слои мироздания. Диафрагма начала сокращаться в болезненных движениях. Хватая ртом воздух, я дернулся из-под водяного потока и задышал сладко, как еще не дышал в жизни.

На месте я оказался раньше других. Утренний форт, колониальный оазис светской архитектуры, был полон туристов и тех, кто собирался на них заработать. Здесь не громоздились горы мусора, а обшарпанность белокаменных стен и резных балкончиков только придавала крепостным застройкам изысканности. За вход плата не взималась. Место это считалось культурным наследием, теперь не служившим прямому назначению — защите города с моря. Форт славился маяком, который щупал по вечерам лучом яркого света прибрежную воду, магазинчиками с местными предметами искусства, кафешками, где можно было выпить редкий для этих мест капучино, видовыми ресторанами, на теплых крышах которых вечерами отдыхали уставшие от зноя коты. Непривычные глазу, высились стоящие бок о бок англиканская и голландская церкви, построенные набожными колонизаторами для своих миссионеров.

На поле против корта местные ребята играли в крикет — наследие англичан. Топтали босиком травяное поле, которое в часы простоев занимали птицы, горланящие шумнее теперешних игроков. Я никогда не любил этой игры. Да, если подумать, из всего спорта нравился мне только серф. До девяти лет я жил с родителями на Ланке и резвился с отцом в волнах, зная и чувствуя их, как живые. И сколько себя помню, столько же знал я Санджая Арору. И столько же он стоял на доске. Джай был старше на три года, и когда я только познавал азы, он уже вовсю бороздил водную гладь. После переезда в Италию бывал я здесь наездами и первым делом по возвращении бежал на океан. Санджай встречал меня там же, в том же месте. Будто время тут двигалось медленнее, в своем неспешном темпе. Ланка снова и снова радовала меня безупречными сетами и хохочущим Джаем, с энтузиазмом берущим новую волну. Только теперь я понял, что впервые за столько лет что-то изменилось. Джай больше не встретит меня белозубой улыбкой. Не помашет издали громадной ручищей, зазывая с собой в беснующуюся пучину вод. Все когда-нибудь меняется, даже то, что кажется неизменным. Ком подступил к горлу, и мне стало тяжело дышать.