Книга Безумный март в Питере, страница 176 – Ольга Скляренко, Евгения Букреева

Глупо, конечно, но больше всего Завьялов боялся огласки. Не хотел, чтобы в него пальцем тыкали, поэтому от врачебных советов он отмахнулся, предпочтя нанять няню для дочери и сиделку для жены, благо, доходы позволяли. Иногда – не ради жены, конечно, к которой он давно ничего не испытывал, а скорее ради иллюзорной видимости нормальной семейной жизни – таскал Анечку по светилам психиатрии, даже пару раз вывозил за границу, в Израиль и в Австрию. Но все только разводили руками.

Наверно, страшный конец был закономерен, хотя таблетки, которые в лошадиных дозах принимала жена, и делали ее больше похожей на безвольный овощ с редкими приступами болезненного и безудержного веселья. Сейчас уже трудно судить, что явилось причиной: халатность юной сиделки, круглолицей туповатой Наташи, приехавшей в северную столицу откуда-то из-под Херсона и отчаянно строившей глазки самому Завьялову, или изворотливый ум сумасшедшей жены, но факт остается фактом – Аня все же свела счеты с опостылевшей ей жизнью. Первой мать обнаружила пятилетняя Ксюша, вернувшаяся из садика вместе с няней. Распахнула двери и уткнулась прямо носом в худые ноги в порванных, мокрых колготках – мать висела в петле на бельевой веревке, один конец которой был педантично и тщательно прилажен к антресолям.

Страшная смерть жены ударила по Завьялову сильнее, чем он мог себе предположить, но пережив это горе, он окончательно ушел в работу, вверив заботу о дочери нянькам и образовательным учреждениям. Внешне Ксюша на мать была не похожа, та была невысокой, худенькой, с длинным чуть островатым носом на тоненьком лице сердечком. Ксения же, скорее, пошла в отца. И Завьялов очень надеялся, что болезнь матери не передастся дочери. И поначалу так оно вроде и было.

Но когда Ксюша вступила в переходный возраст, Завьялов с ужасом начал подмечать опасные симптомы. Внезапные паузы, когда Ксения вдруг застывала посреди комнаты с мечтательным выражением лица. Резкие вспышки агрессии на ровном месте. Это пугало.

Кто бы и что бы не говорил, но дочь свою Завьялов любил. Может быть даже с того самого дня, когда улыбающаяся дежурной улыбкой медсестра вручила ему живой и теплый сверток на пороге Волгоградского роддома. А теперь, подросшая девочка, внешностью пошедшая в их завьяловскую породу, вызывала в несентиментальном бывшем офицере странные и противоречивые чувства. Иногда он мечтал, как оставит свой полукриминальный бизнес, купит дом на берегу Финского залива, выдаст дочь замуж за хорошего человека, они нарожают ему внуков, непременно мальчиков, с которыми Завьялов будет ездить на рыбалку или охоту. Эта была, пожалуй, чуть ли не единственная мечта практичного и изворотливого Завьялова, в чем-то даже светлая, и уж во всяком случае не хуже, чем у других. И, ведомый этой мечтой, он решил, что будет бороться за дочь.

Сдать Ксюшу официальной медицине и заиметь страшный диагноз в истории ее болезни, означало поставить крест на этой мечте. Потому Завьялов в очередной раз поднял все свои связи и вышел на врача, который согласился анонимно вести Ксюшу. К счастью, время было не потеряно, и при должном уходе и медикаментозном лечении врач обещал Завьялову, что болезнь дочери можно держать под контролем и со временем и вовсе свести на нет. И он поверил.