Книга Башня. Новый Ковчег, страница 100 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Поляков, ну что такое? Где тебя носит? — Елена Николаевна, которая считалась в отделе за старшую и курировала всех новичков-стажёров, смерила его недовольным взглядом. Вообще, она не была ни стервозной, ни злой, на многое закрывала глаза, но, когда начинался какой-либо аврал, заметно нервничала, суетилась и часто срывалась на крик. А если это ещё и совпадало с отсутствием вышестоящего начальства, то есть Кравца, становилась просто невыносимой.

Уловив истеричные нотки в её голосе, Сашка понял, что сегодня как раз и первое, и второе, но решил всё же уточнить.

— А Антон Сергеевич…

— Нет Антона Сергеевича. С утра наверху. Ты вчера отчёты проверил?

Сашка кивнул.

— Тогда прямо сейчас быстро на двести третий, к Самохину.

Стоявшая за спиной Елены Николаевны Вера Ледовская насмешливо фыркнула.

К Самохину в полиграфический цех ходить не любили, но раз в неделю всё равно приходилось, в основном за пластмассовыми листами для принтеров. По мнению Сашки, да и не только его, бегать на поклон к Самохину, было работой для мальчика на побегушках, а уж никак не для административного управления — Самохин и сам вполне бы мог выделить кого-то из своей полиграфии для этого дела. Но Самохин был груб и упрям, и даже Кравцу было не под силу с ним сладить.

— Кому бумага нужна, а? — орал Самохин в трубку (он упорно именовал свой вонючий пластик бумагой). — Мне надо? Мне не надо. А кому надо, тот пусть и идёт. А у меня нет свободных людей, чтоб от дела отрывать!

Самохин был хам и хам первостатейный, но то ли ему всё прощали за профессионализм, то ли за ним кто-то стоял, настолько влиятельный, что он мог позволить себе орать даже на Кравца, но с Самохиным не связывались, и раз в неделю кто-нибудь из стажёров бегал на двести третий за «бумагой».

Сегодня эта «почетная обязанность» выпала Сашке.

На двести третьем он проторчал почти до обеда, потому что сначала не было человека, который выдавал эту чёртову бумагу, потом человек пришёл, но не сошлись цифры в накладной, Сашка звонил Елене Николаевне, та долго ругалась, тоже кому-то звонила, ругала Самохина, ругала Сашку за то, что он не проверил, как следует (а когда ему было проверять?), и в итоге, когда Сашка отчалил наконец-таки на лифте с несколькими упаковками бумаги, уже прозвучал гудок на обед.

Наскоро перекусив в столовке, Сашка чуть ли не бегом вернулся к себе в офис, где его снова ждала раздражённая Елена Николаевна. Он сначала подумал, что опять что-то не так с Самохинской бумагой, но дело оказалось во вчерашних отчётах, где он что-то недопроверил. Это было маловероятно, уж в чём-чём, а в этом Сашка был абсолютно уверен, но с начальством не спорят, и он послушно сел к компьютеру. Строчки прыгали, цифры расплывались, Сашка злился, и эта злость мешала сосредоточиться.

Но если б Сашка знал, что будет потом, он бы предпочёл ещё сто раз сбегать к Самохину и сто раз перепроверить отчёты. Потому что ближе к концу рабочего дня у них в офисе появился Савельев.

Уже увидев на пороге высокую плечистую фигуру Павла Григорьевича, Сашка понял, зачем он здесь. Сердце его ухнуло, и под ложечкой неприятно засвербело.

— Саша, пойдём-ка выйдем на пару минут, — негромкий голос Савельева не предвещал ничего хорошего.

Сашка засуетился, подскочил на месте, и Павел Григорьевич, видя это, едва заметно усмехнулся одними уголками губ своего жёсткого рта, и сказал: