Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег»
|
Именно эти слова он повторял Лизе, когда та, прижавшись к нему, и с надеждой заглядывая в глаза, спрашивала: — Паш, а как же мой папа? — Всё будет хорошо, рыжик, не волнуйся. Через пару лет всё нормализуется, и закон просто отменят за ненадобностью. А сейчас это надо сделать. Надо. Ты увидишь, что я прав. Он ошибся. И сегодня, четырнадцать лет спустя, вчитываясь в руфимовские отчёты по пятому энергоблоку, он понимал, как же сильно он ошибся, предполагая, что их страшный и жестокий закон — лишь временная мера. Но тогда… тогда Павел ни на секунду не сомневался в своей правоте. И, глядя на хохочущую Нику и уже совершенно круглую Лизу, он даже не подозревал, что его правда ударит по нему же рикошетом и ударит так, что он никогда от этого больше не оправится, и всякий раз, когда Ника будет прижиматься к нему тёплой со сна щекой и повторять чужие слова «папочка мой бедненький, одни мы с тобой на белом свете остались», он будет вздрагивать как от звонкой и позорной пощёчины. Но даже теперь, если бы Павла спросили (нет, не о том, жалеет ли он о принятом решении — ведь не было и дня, чтобы он не жалел), нет, если бы его спросили, единственно ли возможным выходом это было, он бы ответил утвердительно. Да, так было нужно, и Павел знал, что настанет и его час, когда он со своим крестом взойдёт на Голгофу. Или наконец-то спустится с неё. — Папа, эй! Павел Григорьевич очнулся от поглотивших его невесёлых мыслей. Проснувшаяся Ника, усевшись поудобнее на диване, заправляла в хвост выбившуюся прядь. — Проснулась? — Ага, поспишь тут, когда ты стоишь у дверей и вздыхаешь, — притворно нахмурилась дочь. Павел прошёл наконец в комнату, присел на диван рядом с Никой, наклонился, подобрал с пола упавшую книгу, уже забыв, что хотел отругать дочь за небрежность. — Что читаем? «Преступление и наказание»… а-а-а, очень своевременное чтение. — Да ну тебя! — Ника выдернула книгу из рук отца. — Вечно твои шуточки. Вчера бы лучше шутил. — Вчера мне было не до шуток, — серьёзно сказал Павел. Вчера ему действительно было не до шуток. Узнав о том, что его дочь и ещё шестеро придурков отправились покорять границы неизведанного в открытом море, он практически сошёл с ума. И прибежав домой, белый от страха и ярости, орал так, как не орал никогда в жизни. Сейчас ему самому было стыдно за все сказанные в запальчивости слова, но в тот момент его охватил такой дикий первобытно-звериный страх за дочь, что Павел потерял голову. — Ну прости, рыжик, — Павел притянул дочь к себе. — Ладно, — Ника ласково прижалась к отцу. — А ты где был? — Да где я только не был. На ковёр меня вызывали. По вашу, между прочим, душу, барышня, вызывали. — Кто? — заулыбалась Ника. — Начальник. — Какой ещё начальник? — Толстый и красивый. Отец и дочь разом расхохотались. В толстых и красивых у них значился только один человек. — Ну и что тебе дядя Боря сказал? — отсмеявшись, спросила Ника. — Ну как что? — Павел постарался придать своему лицу серьёзное выражение. — Сказал, пошлёт вас всех турнепс полоть. Говорит, небывалый урожай турнепса нынче уродился, людей не хватает, а тут — ба! — свеженькие нарушители дисциплины… — Папка! — Ника притворно оттолкнула отца. — Я ведь тебе почти поверила. Ой! Ника вскочила. — Ты не представляешь! Змея вчера Сашку так песочила, так песочила… |