Книга Башня. Новый Ковчег, страница 58 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Малыш захныкал, жалобно и устало, и почти сразу же его хныканье перешло в сиплый, задыхающийся кашель. Лиза запнулась, словно натолкнувшись на невидимую преграду, прекратила свой безумный бег по палате, замерла в оцепенении, словно её неподвижность могла остановить хриплый кашель ребёнка.

Анна в который раз подумала, что решение перевести Лизу с малышом в отдельную палату было правильным.

Для матерей и младенцев в Башне было предусмотрено так называемое пост-родильное отделение. Согласно медицинскому протоколу, составленному чуть ли не сто лет назад, после родов мать с ребёнком оставались здесь четыре месяца. По факту же, если не было каких-то проблем, их выписывали раньше. В редких случаях, когда у врачей возникали сомнения, или ребёнок был слишком слаб, задерживали в больнице ещё месяца на два.

Такая система была не совсем совершенной, но в условиях скученности людей в Башне требовалось обеспечить карантин для новорожденных и рожениц, чтобы избежать разного рода инфекций. К тому же система имела определённые преимущества и в плане организации. Патронажным сёстрам не нужно было мотаться по этажам, да и квалифицированная помощь детям и матерям оказывалась своевременно.

Палаты пост-родительного отделения были большими: на десять-пятнадцать человек, и иногда — если юный контингент подбирался излишне голосистым — очень шумными.

Для Лизы такое соседство было невыносимым. Она и после первых, в общем-то беспроблемных родов, едва вытерпела положенные четыре месяца в этом вертепе, и в этот раз Анна, больше даже под давлением Павла, чем самой Лизы, и пользуясь своим служебным положением, распорядилась поселить Лизу отдельно ото всех. А когда начались проблемы со здоровьем малыша, а они начались практически с первых дней его жизни, Анна уже не сомневалась в правильности своего решения.

— С Никой всё было не так, по-другому, а вот с Ванечкой… Аня, с ним всё хорошо? — Лиза наконец-то оторвала взгляд от маленького сморщенного личика сына. В её синих глазах Анна прочитала вопрос и надежду.

— С разными детьми по-разному, — осторожно подбирая слова, сказала Анна. Говорить было трудно, её сестра всегда очень чутко улавливала фальшь. — Лиза, милая, не волнуйся. Всё будет хорошо. Доверься мне.

Анна ненавидела себя за эти слова. Профессиональный долг требовал от неё говорить правду, тем более что правда эта была ей известна. Уже перед тем, как пришли результаты первого скрининга, Анна знала ответ. Была на девяносто девять процентов уверена в диагнозе, оставляя один процент на порождённое слепой верой чудо. Второй анализ, сделанный чуть позже первого скорее для проформы, лишь ещё раз подтвердил неутешительный вердикт.

Как врач, Анна обязана была сообщить Лизе о болезни сына. Но как сестра — не могла. Медлила. Ходила вокруг да около, ругая себя последними словами.

Лиза была особенной, из тех людей, которые являются в этот мир как будто бы только для того, чтобы своей непохожестью, красотой и хрупкостью подчеркнуть обыденную уродливость этого самого мира, которую все остальные стараются не замечать. Это как цветок, неожиданно расцветший посреди горы щебня, ржавых обломков и мусора. Его красота не столько притягивает, сколько пугает, и обязательно найдётся хоть один человек, который раздавит его тяжёлым кованым сапогом, не из-за ненависти к прекрасному, нет, а лишь для того, чтобы все остальные смогли наконец-то вздохнуть с облегчением.