Книга Башня. Новый Ковчег-2, страница 111 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Зачем?

Кир и сам не заметил, как сказал это вслух.

— Что зачем? — обернулся к нему Сашка.

— Зачем ты признался? Сейчас? Ведь никто никогда бы не узнал. Ведь тебя же не видели, так?

— Так.

— Тогда зачем? А?

Глава 24. Сашка

— Дети! Обратите внимание! Вам выдали два листа. Один лист с заданиями, а другой пустой. Отложите пока пустой листок на край парты, пододвиньте к себе лист с заданиями и послушайте меня…

Учительница, высокая и очень худая женщина с короткой стрижкой, едва прикрывающей уши, стояла у доски, держа перед собой листок, на котором были отпечатаны примеры и задачи. Сашу Полякова и ещё три десятка подготовишек, прошедших первый отборочный тур, где проверяли, умеют ли они читать и считать, а ещё задавали много других вопросов, ждал новый экзамен, суть которого им сейчас и объясняла эта женщина. Голос у неё был высоким и неприятным, и при каждом произнесённом слове её слегка приплюснутая голова, посаженная на длинную тонкую шею, покачивалась из стороны в сторону. Саша с испугом следил за этими движениями. Они приковывали взгляд, мешали сосредоточиться, но оторваться от этого мерного покачивания он никак не мог. И вдруг где-то на периферии сознания возник ясный и отчётливый страх — он не справится, он уже не понимает, что им втолковывает эта чужая и пугающая женщина.

В классе вместе с Сашей сидели незнакомые ему дети — девочки, мальчики, аккуратные косички, стриженые затылки, руки послушно сложены на парте, — а их родители, и среди них Сашина мама, остались за дверями класса. Саша вспомнил мамино напутствие перед экзаменом:

— Сашенька, ты не бойся. Внимательно слушай, что будет говорить учитель, ни на что не отвлекайся, и у тебя всё должно получиться. Дядя Дима сказал, что ты обязательно справишься.

Дядя Дима был их соседом по отсеку, и на самом деле, кроме маленького Саши никто никогда к нему так не обращался. Да что там, его и Дмитрием-то почти не называли и даже Димой — через раз, а чаще по фамилии или просто Димкой, презрительно выплёвывая это имя словно кличку. Что, конечно, никого не удивляло, ведь Димка был слаб, часто нетрезв, а в пьяном состоянии безудержно плаксив и витиевато многословен. Его жалели, им брезговали, над ним, пьяным и расхристанным, устраивали злые шутки. Но именно полупьяненький Димка стал первым Сашиным учителем, научил читать и решать простые примеры, и это его дрожащая от бесконечных пьянок рука направляла Сашину нетвёрдую ручонку, когда он выводил свои первые в жизни слова, разъезжающиеся каракулями во все стороны: «Мама, я тебя люблю».

— Главное ж, Настя, что? — втолковывал Димка Сашиной маме. — Главное, чтоб он экзамен вступительный сдал. Тогда его в хороший класс зачислят, а там уж почти гарантированно после седьмого класса будет дальше учиться. Главное, экзамен… но чтоб сдал. Да, Сань? — и Димка хлопал Сашу по спине. — Сдашь ведь? Читаешь ты вон уже как бойко.

— Да прямо профессор, — кричал Сашин отец из другого угла комнаты. — Давай, Димка, кончай из себя тут учителя строить. Закусь тухнет.

Димка косился на расставленные на столе стаканы, уже заполненные мутной вонючей жидкостью, сглатывал слюну, отчего кадык на его тощей шее быстро поднимался и опускался, и неуклюже проведя по Сашкиной голове большой мозолистой ладонью, торопливо говорил: