Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег-2»
|
— Это прекрасно, Ленуша, — дядя Толя вглядывался в раскрасневшееся лицо матери, когда она, завершив последний аккорд, безвольно опускала руки на клавиатуру. — И так обидно, что она себя губит, — Кира Алексеевна подходила к матери сзади и, чуть наклонившись, легонько сжимала её плечи такими же длинными и тонкими, как у дочери музыкальными пальцами. Пашка морщился и отворачивался, ощущая в такие минуты особенно резко свою чуждость и понимая, почему отец здесь почти не бывает. Им, Савельевым, здесь было не место. Под этим небом. Под этим солнцем. И непонятно вообще, как его отца однажды сюда занесло, хотя и понятно, что удержало. Отец не развёлся с матерью ни в тот год, ни годом позже, а едва Павлу исполнилось шестнадцать, отца не стало. Григорий Савельев умер прямо на работе, фактически там, где и жил всё последнее время. На похоронах отца всем распоряжалась Кира Алексеевна, как всегда, живая и деятельная. Мать стояла в центре ритуального зала, принимая соболезнования. С момента смерти отца она не проронила ни слезинки и сейчас смотрела на всех сухими и ясными глазами. — Глянь-ка, вон туда, — Кира Алексеевна, проходя мимо них с матерью, чуть задела ту рукой, показывая в сторону. — Вижу, — холодно сказала мать. Там, в толпе людей, пришедших проводить отца, стояла она, та женщина, которую отец обнимал когда-то в общественном саду. Наверно, среди всех присутствующих они с Пашкой были единственными, кто оплакивал отца открыто, не стесняясь слёз… * * * Павел все ещё хмурился, задетый словами Ледовского. Но генерал не обращал на это никакого внимания. Он сидел в глубокой задумчивости, сгибая и разгибая лист, который держал в руках. По напряжённому лицу Алексея Игнатьевича, казалось, что он пытается поймать какую-то мысль, но та ускользала от него, не даваясь в руки. — Ставицкий, говоришь, — пробормотал генерал. — Господи, — Павел покачала головой. — Ну давай, ещё Серёжу в подозреваемые выведем. — Да нет, я так, — Ледовской наконец оторвал взгляд от Мельниковского документа. — Твой Серёжа собственной тени боится. Но мне всё не даёт покоя одна мысль… Погоди. Генерал поднял руку, останавливая Павла, который хотел было что-то сказать. И почти одновременно с этим на пороге кабинета появился Рябинин. Вошёл, аккуратно прикрыв за собой дверь, и почтительно остановился. Павла всегда поражала эта кошачья бесшумность, с которой полковник Рябинин, правая рука Ледовского, возникал, словно ниоткуда. Борька так тоже умел, заставляя их с Анной вздрагивать. Конечно, бесшумное появление Рябинина не вгоняло Павла в дрожь, но и не нравилось. Хотя к самому Юрию Алексеевичу он и не испытывал никаких негативных эмоций — Рябинин был предан и исполнителен. — Товарищ генерал… — Обожди, Юра. Рябинин замолк на полуслове, слегка потоптался на месте, видимо, раздумывая, где ему приказали обождать, потом, приняв про себя какое-то решение, замер у двери, вытянувшись настолько, насколько ему это позволяла грузная, уже начинающая расплываться фигура. — Барташов… — Что Барташов? — спросил Павел, удивляясь с чего это Ледовской опять вспомнил повесившегося инженера. — Фамилия мне покоя не даёт. Барташов, Барташов, — повторил Алексей Игнатьевич и вдруг на лице его что-то промелькнуло, словно кто-то толкнул генерала изнутри. — Паша, помнишь, я тебе рассказывал, что мой отец вёл дневник? |